- Тебе ломать первому!-повторялЭгьен,вкладываяврукуШаваля
молоток. - Ну! Ты ведь клялся со всеми!
Шаваль отступал, весь дрожа; в толкотне молоток выпал у него из рук,а
тем временем другие,недожидаясь,разбивалинасосжелезнымибрусьями,
кирпичом, всем, что попадалось под руку. У иныхломалисьомашинупалки.
Отлеталигайки,стальныеимедныечастирасшатались,болтаясь,как
оторванные конечности. Удар киркой с размаху раздробилчугунныйкорпус,и
вода, булькая, вытекла; этот звук напоминал предсмертную икоту.
С водоотливным насосом покончили; обезумевшаятолпатесниласьпозади
Этьена, не отпускавшего Шаваля.
- Смерть предателям! В колодец его! В колодец!
Бледный как полотно, негодяй твердил с тупым упорством, чтоемунужно
помыться.
- Погоди, - сказал Левак, - раз тебе так приспичило, иди сюда, вот тебе
ванна!
Там стоялалужаводы,просочившейсяизводоотливногонасоса,она
заледенела густым белым слоем; Шаваля толкнули к ней,сломалилед,ткнули
головой в холодную воду.
- Ныряй! - повторяла Прожженная. - Ныряй, черт возьми,атомытебя
утопим... А теперь пей! Да, да, пей, как скот, мордой в корыто!
Ему пришлось пить из лужи, стоя на четвереньках. Всезагоготали,ив
смехе этом звучала жестокость. Одна из женщин отодрала Шаваля за уши, другая
бросила ему в лицо горсть свежего навоза. Старое трико расползлось ивисело
на нем клочьями. Дико озираясь, он упирался, напрягая последние силы,чтобы
удрать.
Маэ толкнул Шаваля, его жена была среди техженщин,которыеособенно
нападали на него, - оба вымещали на этом человеке свою старинную злобу; даже
Мукетта, обычно дружившая с бывшими своими любовниками, окрысилась нанего,
обзывала негодником и кричала, что надо еще посмотреть, мужчина ли он.
Этьен цыкнул на нее:
- Хватит! Не к чему набрасываться скопом... Слушай, ты, решим дело один
на один.
Он сжимал кулаки, в глазах его горела злобачеловекоубийцы,опьянение
переходило у него в потребность убить.
- Ты готов? Один из нас должен остаться на месте... Дайтеемунож.У
меня есть свой.
Катрина, изнемогая, в ужасесмотреланаЭтьена.Онавспомнилаего
признания: когда он пьян,-ахмелеетонстретьейрюмки,-унего
появляетсяжаждаубийства;этойгадостьюотравилиегосдетства
пьяницы-родители.Девушкавнезапноподскочилакнемуиобеимируками
надавала пощечин; задыхаясь от негодования, она бросила ему в лицо:
- Подлец! Подлец! Подлец!.. Маловамвсехэтихбезобразий?Теперь,
когда он еле держится на ногах, ты хочешь его укокошить!
Она обернулась к родителям, к остальным забастовщикам:
- Подлые вы! Подлые!.
. Маловамвсехэтихбезобразий?Теперь,
когда он еле держится на ногах, ты хочешь его укокошить!
Она обернулась к родителям, к остальным забастовщикам:
- Подлые вы! Подлые!.. Убейте и менявместесним.Есливытолько
тронете его еще, я вцеплюсь вам в лицо! Ах, подлые!
Она заслонила собой своего любовника, забывая его побои, забывая жалкую
жизнь,накоторуюбылаобречена,движимаяединственноймыслью,что
принадлежит ему, раз он обладал ею, и ей же стыдно, если его так унизят.
Этьен сильно побледнел: он чутьнезадушилдевушку,надававшуюему
пощечин. Затем провел рукой полицу,словностряхиваяссебяхмель,и
обратился к Шавалю среди глубокого молчания:
- Она права, хватит. Убирайся к чертям!
Шаваль тотчас же удрал, и Катрина помчалась заним.Пораженнаятолпа
смотрела, как они исчезли за поворотом дороги. Только жена Маэ произнесла:
- Напрасно его отпустили. Он, наверное, придумает, как бы нас предать.
Но бастующие уже пустилисьвпуть.Былпятыйчас,огненно-красное
солнце на горизонте освещало безбрежную равнину заревом пожара.Проходивший
мимо разносчик сказал им, что драгуны движутсясостороныКручины.Тогда
забастовщики повернули назад, раздался приказ:
- В Монсу! В Правление!.. Хлеба! Хлеба! Хлеба!
V
Г-н Энбо стоял у окна своего кабинета и смотрел,какколяскаувозила
его жену на завтрак в Маршьенн. Он взглянул наНегреля,ехавшегорысьюу
дверцы, и спокойно вернулся к письменному столу. Когда жена иплемянникне
оживляли дом своим присутствием, он словно пустел. То же было и в тотдень;
кучерповезбарыню;Розу,новуюгорничную,отпустилидопятичасов;
оставался только лакей Ипполит, шаркавший туфлями по комнатам,дакухарка,
спозаранку возившаяся с кастрюлями, чтобы поспеть приготовить обед,который
господа давали вечером. Таким образом, г-нЭнбомогпосвятитьвесьдень
работе в глубокой тишине опустевшего дома.
К девяти часам, несмотря на приказаниеникогонепринимать,Ипполит
доложил о Дансарте, явившемся с докладом. Идиректортуттолькоузнало
сходке, состоявшейся накануне в лесу; отчет был весьма обстоятельным.Энбо,
слушая Дансарта, думал о его романе с женой Пьеррона; все это было настолько
известно, что директор по нескольку раз в неделю получал анонимные письма, в
которых сообщалось о похожденияхстаршегоштейгера.Отэтихсведенийо
забастовщиках тоже пахло сплетнями супружеского ложа. Очевидно,проболтался
муж. Энбо даже воспользовался этим случаем и дал понятьстаршемуштейгеру,
что все знает исоветуетему,воизбежаниескандала,бытьосторожней.
Дансарт, смущенный замечаниями, прервавшимиегоделовойдоклад,отрицал,
бормотал какие-то извинения, но большой, внезапно покрасневшийносвыдавал
его вину. Впрочем, он не настаивал, довольный тем, что так дешево отделался.