- Это первый ярус, - сказал Маэ.-Мынаглубинетрехсотдвадцати
метров... Смотрите, какая быстрота!
Подняв лампочку, он осветил один из боковыхбрусьев,которыйубегал,
словнорельсыиз-подпоезда,мчащегосянавсехпарах;кромеэтого,
по-прежнему ничего не было видно. Внезапными просветамимелькнулиещетри
яруса. В потемках не переставая шумел проливной дождь.
- Как глубоко! - пробормотал Этьен.
Ему казалось, что спуск длится уженесколькочасов.Быломучительно
неудобно, он не мог пошевельнуться, даещелокотьКатринынедавалему
покоя. Она не произносила ни слова. Этьен только ощущал ее возле себя, и это
егосогревало.Когдаклетьнаконецостановиласьнаглубинепятисот
пятидесяти четырех метров, он очень изумился, узнав, чтоспускпродолжался
ровно минуту. Грохот задвижек, привычное ощущение твердой почвыподногами
внезапно развеселили его, и он шутя заговорил с Катриной на "ты".
- Что у тебя там под кожей, что ты такой горячий? У меня до сихпорв
животе от твоего локтя неладно.
Она тоже расхохоталась. Ну, как он глуп, что все ещепринимаетееза
мальчика! Что у него, глаз, что ли, нет?
- Это у тебя в глазахнеладно,-проговорилаона,смеясь;молодой
человек изумился, но опять ничего не понял.
Клеть опустела, рабочие перешли в помещение для нагрузки угля. Это было
нечто вроде зала, высеченного в скале и укрепленного кирпичнымсводом;его
освещали три больших лампы без предохранительных сеток. Нагрузчикипоспешно
катили по чугунным плитам полные вагонетки. От стен исходилзапахпогреба,
селитряная сырость; из соседней конюшни порою тянуло теплым воздухом. Отсюда
расходились четыре зияющие галереи.
- Сюда, - сказал Маэ, обращаясь к Этьену. - Вы ещененаместе,нам
надо пройти добрых два километра.
Рабочие разделились на группы и сталипостепенноисчезатьвглубине
черных проходов. Человек пятнадцать направились налево, Этьен шел последним,
вслед за Маэ, а перед ним - Катрина, Захария и Левак.Этобылапрекрасная
галерея, удобная для откатывания, пробитая в таком твердомпласту,чтоее
лишь кое-где приходилось укреплять. И они шли, все шли, один задругим,не
говоря ни слова; лампочки еле освещали путь. Молодой человекспотыкалсяна
каждом шагу, рельсы мешали ему идти. Он с тревогой прислушивалсякглухому
шуму, подобному гулу отдаленной бури; шум всеусиливался,-казалось,он
вырывался из недр земли. Вдруг это грохот обвала, и он сокрушитунихнад
головами всю огромную толщу, отделяющую ихотдневногосвета?Новотв
потемках что-то замерцало, и Этьен почувствовал, что почва дрожит. Он иего
спутники выстроились вдоль стены, и мимо них прошлабольшаябелаялошадь;
она тащила поезд из вагонеток. На переднейвагонетке,державожжи,сидел
Бебер; за последней, упершись руками в борт, бежал босиком Жанлен.
Они снова пошли.
Они снова пошли. Через некоторое время показался перекресток;отнего
ответвлялись две новые галереи. Рабочиеопятьразбилисьнаболеемелкие
группы и разошлисьмало-помалуповсемходамшахты,гдепроизводились
работы. Здесь галерея была уже вся укреплена; рыхлый свод, обшитыйдосками,
поддерживался дубовымиподпорками;междунимивиднелисьслоишиферас
блестками слюды и грузныемассытусклогошероховатогопесчаника.Поезда
вагонеток, то нагруженных, то пустых, беспрестанно с грохотом проходили мимо
них, встречались и уходили в темноту; их тащили лошади,которыедвигались,
словнопризраки.Водномместепутьраздваивался.Здесьдремал
остановившийся поезд, похожий на спящуючернуюзмею;лошадьфыркала;во
мраке ее едва можно было различить: туловище ее казалось глыбой, выпавшей из
свода. То и дело отворялись и медленно затворялись вентиляционные двери.По
мере того как углекопы продвигались вперед, галерея становилась все уже, все
ниже; потолок был неровный, и приходилось беспрестанно нагибаться.
Этьен больно ушиб голову. Если б не кожаная шапка, он раскроил бысебе
череп. Он стал внимательно следить за всеми движениямиМаэ,шедшегоперед
ним: его сумрачный силуэт обрисовывался при мерцаниилампочек.Израбочих
никтонеушибся,-они,верно,зналикаждуюперекладинудеревянных
креплений, каждый выступ камня. Этьена. сильнозатрудняласкользкаяпочва
под ногами; чем дальше, тем она становилась сырее. Но больше всегоизумляли
его резкие скачки температуры. В глубине шахтного колодца было оченьсвежо,
а в галерее, по которой проходил поток воздуха, дул резкий, холодныйветер,
ревевший в узких стенах, словно буря. По мере тогокакониуглублялисьв
другие штольни, куда проникало лишь немного воздуха извентиляторов,ветер
прекращался, наступала удушливая, гнетущая жара.
Маэ молчал.Толькоповорачиваянаправо,вновуюгалерею,он,не
оборачиваясь, сказал Этьену:
- Жила Гийома.
На этом пласту работала их партия. С первых же шагов Этьен расшибсебе
голову и локти. Покатый потолокспускалсятакнизко,чтонапротяжении
двадцати или тридцати метровемупришлосьидти,согнувшисьвдвое.Вода
доходила до щиколоток. Так они прошли двести метров, и вдруг Левак,Захария
и Катрина исчезли у него на глазах, как будто их поглотила узкаярасщелина,
открывшаяся перед ним.
- Надо подняться туда, - сказал Маэ. - Прицепите лампочку к пуговицеи
лезьте, держась руками за бревна.
Сам он исчез. Этьен должен был следовать за ним. Эта расщелина в пласту
служила проходом для углекопов; через нее можно было попасть во всебоковые
штольни. Расщелина была не шире самого угольногопластаиедвадостигала
шестидесяти сантиметров. Хорошо еще, что Этьен был худощав; и все жеон,с
непривычки, затрачивал очень много сил, подвигаясь вперед. Весьсъежившись,
он толкался плечами и бедрами о стенкиихваталсязабревна.