Обыкновенно директор, как человек нравственный, былнеумолимкслужащему,
позволившему себе баловаться с хорошенькой работницей. Разговорпродолжался
на тему о забастовке; ведь собрание в лесу было только бахвальством крикунов
и ничем серьезным не угрожало; во всяком случае, можно быть уверенным, что в
течение нескольких дней поселки,устрашенныеутреннейвоеннойпрогулкой,
будут держать себя тихо.
Оставшись один, г-н Энбо решил было послатьтелеграммупрефекту.Его
удержала боязнь дать этим доказательство своей, быть может,неосновательной
тревоги. Он не прощал себе, что не предугадал всего.Ведьонсамговорил
всем и даже сообщал письменно в Правление, чтозабастовкапродлитсясамое
большее две недели. А она, к величайшемуегоизумлению,тянетсявотуже
около двух месяцев. Это приводило еговотчаяние,ончувствовал,чтос
каждымднемвлияниеегопадает,чтоонопозоренидолженпридумать
что-нибудь чрезвычайное, дабы опять снискать милость акционеров. Емутолько
что пришлось запрашивать, какие меры принять на случай осложнений.
Ответ не приходил. Энбо ожидал его с дневной почтой и говорил себе, что
еще успеет разослать телеграммы. Если таково будет мнениеэтихгоспод,он
вызовет для охраны шахты солдат.Онпонимал,чтонеминоватьстрельбы,
прольется кровь, будут жертвы. Несмотря на обычную энергию, его пугала такая
ответственность.
До одиннадцати часов Энбо работал спокойно.Вмертвомдоменебыло
слышно ни малейшего шума, кроместуканавощеннойщетки,котороюИпполит
натирал пол на втором этаже. Потом почти одновременно пришли две телеграммы:
однасообщала,чтотолпойизМонсузахваченЖан-Барт;другаядавала
дополнительные подробности: перерезаны канаты,потушенытопки,-словом,
настоящийразгром.Онничегонепонимал.Зачемзабастовщикипошлик
Денелену, вместо того чтобы разгромить шахту Компании? Авпрочем,еслибы
они разрушили Вандам,этодажеускорилобыдавнозадуманныеимпланы
овладеть этой шахтой. В полдень он позавтракал один в огромной столовой,не
слыша даже шарканья туфель слуги, молчаливо подававшегоблюда.Одиночество
еще увеличивало его озабоченность, у негосжималосьсердце;вдругвбежал
штейгер и принес известие, что забастовщики идут на Монсу! Не успел директор
допить кофе, как пришла телеграмма, что Мадлена и Кручина под угрозой. Тогда
растерянность его достигла крайних пределов. Почта придет вдвачаса.Что
делать? Вызвать немедля солдат или же дождаться указаний из Правления?Энбо
вернулся в кабинет, чтобы просмотреть бумагу к префекту, которую он накануне
поручил составить Негрелю. Но он не мог ее найти. Вероятно, молодойчеловек
оставил ее в своей комнате. Он часто работаетночьюусебя.Непринимая
никакого решения, занятыйодноймысльюобэтойбумаге,Энботоропливо
поднялся наверх поискать ее в комнате племянника.
Войдя туда, г-н Энбо удивился: комната былаеще,видимо,неубрана.
Ипполит или забыл, или поленился. В непроветреннойспальнестоялавлажная
теплотапосленочи;воздухказалсяещеболеетяжелымототкрытого
калорифера; ударило в нос одуряющим запахом каких-тоострыхдухов:должно
быть, это от туалетной воды, которой наполнен таз. Вкомнатебылстрашный
беспорядок -разбросанноеплатье,мокрыеполотенцанаспинкахкресел,
неприбранная постель, простыня, соскользнувшаянаковер.Навсеэтоон
вначале бросил рассеянный взгляд и направился прямо кзаваленномубумагами
столу, ища пропавший документ. Он такиненашелего,хотяпересмотрел
каждую бумажку. Куда, черт возьми, мог его засунуть этот ветреник Поль?
Когда г-н Энбо в своих поисках очутился на серединекомнаты,окидывая
быстрым взглядом каждый стул, он вдруг увидел на открытойпостеликакую-то
блестящую точку, словно искорку. Он машинально подошел ипротянулруку.В
складках простыни лежал маленький золотой флакон. Он сейчас же узналфлакон
с эфиром, принадлежащий г-же Энбо, который был всегдаприней.Ноонне
понимал, как эта вещь могла очутиться в постели у Поля. И вдругонстрашно
побледнел: его жена здесь спала.
- Извините, сударь, - послышался из-за двери голос Ипполита. - Я видел,
что вы изволили подняться...
Слуга вошел, смущенный беспорядком в комнате.
- Господи! Ну, что тут поделаешь? Эту комнату вот и, не поспел...Роза
ушла и взвалила на меня всю уборку!
Энбо зажал в руке флакон, как будто хотел его раздавить.
- Что вам надо?
- Тут еще человек, сударь... из Кручины, с письмом.
- Хорошо, оставьте меня, пусть подождет.
Тут спала его жена!Заперевдверьназадвижку,онразжалрукуи
посмотрел на флакон, от которого на ладони осталсябагровыйзнак.Онвсе
увидел, все понял. Эта мерзость совершалась здесь, вегодоме,ужемного
месяцев. Он вспомнил свое давнее подозрение: шорох задверями,шагибосых
ног ночью по затихшему дому. Это его жена приходила сюда спать!
Опустившись на стул против постели, от которой он не мог отвестиглаз,
Энбо долго сидел совершенно подавленный. Его пробудил шум: стучали вдверь,
стараясь ее открыть. Он узнал голос слуги.
- Сударь... Ах! Дверь-то заперта...
- Что еще?
-Датамнеладно,рабочиевселомают.Внизувасдвачеловека
дожидаются... и телеграммы.
- Оставьте меня в покое! Сейчас!
При мысли, что Ипполит, убирая комнату,могсамнайтифлакон,Энбо
леденел. Да и без этого разве слуга незнает?Оправляядвадцатьразэту
постель, не остывшую от развратных ласк, он,конечно,находилнаподушке
женские волосы,отвратительныеследынабелье.Атеперьонумышленно
пристает, может быть, подслушивая у дверей, смакуя господское распутство.
Г-нЭнбосиделнеподвижноивсесмотрелнапостель.