В
этом поцелуе былосознаниесобственника,решимость,движимаяревностью.
Девушка возмутилась.
- Оставь меня, слышишь!
Шаваль, придерживая ее голову, глубоко заглянул ей в глаза. Рыжие усы и
бородка, казалось, пылали на его черном лице сбольшимкрючковатымносом:
Наконец он отпустил ее и молча отошел.
Холодная дрожь пробежала повсемутелуЭтьена.Какглупо,чтоон
чего-то выжидал. И уж, конечно, теперьонеенепоцелует:Катринаеще,
пожалуй,подумает,чтоонэтосделалвподражаниетому,другому.
Оскорбленный в своем тщеславии, он испытывал настоящее отчаяние.
- Зачем ты солгала? - тихо спросил Этьен. - Он твой любовник?
- Да нет же, клянусь тебе! -воскликнулаона.-Междунаминичего
такого нет. Это просто смеха ради... Он даже и не здешний,авсеготолько
полгода как прибыл из Па-де-Кале.
Надо было снова приниматься за работу; оба поднялись. Катрина как будто
огорчилась, видя, что онтакхолоден.Она,несомненно,находилаЭтьена
красивее Шаваля и,бытьможет,предпочлабыего.Желаниесказатьему
что-нибудь ласковое и утешить егонедавалоейпокоя,и,заметив,что
молодой человек с удивлением смотрит на свою лампочку, горящую синимогнем,
окаймленнымширокойбледнойполосой,онапопробовалапокрайнеймере
развлечь его.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - дружеским тоном сказала она.
Она отвела его в глубь забоя и показала ему трещину в слоеугля.Там,
казалось, что-то клокотало, доносилсяслабыйзвук,похожийнащебетание
птицы.
- Приложи руку, чувствуешь, как дует?.. Это рудничный газ.
Он был поражен. Так вот оно, этоужасноевещество,откотороговсе
взлетает на воздух! Она засмеялась, говоря, что на этот раз его очень много,
- недаром лампочки горят синим огнем.
- Перестанете ли вы наконец болтать, бездельники! - грубо крикнул Маэ.
Катрина и Этьен поспешно нагрузили свои вагонетки и стали толкать их по
направлению к скату, согнув спину, пробираясь ползком под неровнымисводами
штольни. Уже после вторичного путешествия пот лилснихградом,икости
снова хрустели.
Вшахтезабойщикивозобновилиработу.Частоонисокращаливремя
завтрака, чтобынепростудиться;бутерброды,жадносъеденныевдалиот
солнечного света, ложились на желудкисвинцовойтяжестью.Вытянувшисьна
боку,рабочиевсесильнеерубилиуголь,охваченныеоднимжеланием-
наполнить возможно большее число вагонеток. Все меркло перед бешенойжаждой
заработка, добываемоготакимтяжелымтрудом.Углекопыуженезамечали
стекавшей воды, от которой распухали руки и ноги, не чувствовали судорогот
неудобного положения, душного мрака, гдеоничахли,подобнорастениямв
подземелье.
Но время шло,воздухстановилсявсеядовитее,накалялсяот
закоптевших лампочек, отчеловеческихиспарений,отгаза,туманявзор,
словно паутина, - воздух, который только вентилятор сможет ночью очистить. А
они там, в своей кротовой норе, под тяжестью земли, ощущаяогоньвгруди,
все долбили и долбили.
V
Маэ, не глядя на часы, которые он оставил в кармане блузы,остановился
и сказал:
- Скоро час... Готово, Захария?
Молодой человек только что принялся за крепление балок. В самыйразгар
работы он лежал на спине, с блуждающим взглядом,ивспоминалотом,как
накануне играл в шары. Он очнулся и ответил:
- Да, хватит пока, завтра будет видно.
И он вернулся на свое место в забое. Левак и Шаваль тоже бросили кирки.
Наступил перерыв. Все отирали лица голыми руками и смотрели нарасщепленную
глыбу, нависшую сверху. Они говорили только о своей работе.
- Такое уж нам счастье, -проворчалШаваль,-какразпопастьна
породу, которая обваливается!.. Не приняли мы этого в расчет при подряде.
- Мошенники! - проворчал Левак. - Только и думают, как бы нас провести.
Захария рассмеялся. Ему было наплевать на работу и навсепрочее,но
его всегда забавляло,когданачиналибранитьКомпанию.Маэневозмутимо
принялся объяснять, чтокачествопородыменяетсячерезкаждыедвадцать
метров. Надо быть справедливым, ничего нельзя предвидеть. Но так как те двое
продолжали ругать начальство, он беспокойно осмотрелся по сторонам:
- Тише, вы! Хватит!
- Ты прав, - сказал Левак, тоже понижая голос, - это опасно.
Страх перед доносчиками преследовал их даже здесь,натакойглубине,
как будто у пластов каменного угля, принадлежавшихакционерам,моглибыть
уши.
- Тем не менее, - громко заявил Шаваль с вызывающим видом, - еслиэта,
свинья Дансарт опять заговорит со мной таким тоном, как в тот раз, я залеплю
ему кирпичом в брюхо... Я ведь не мешаю ему тратить деньги напотаскушекс
нежной кожей.
На этот раз Захария опять покатился со смеху.Всяшахтаподтрунивала
над любовными похождениямиглавногонадзирателясженойПьеррона.Даже
Катрина, стоявшая внизу штольни, опершись на лопатку, держалась забокаот
смеха; она в двух словах объяснила Этьену, в чемдело.АМаэ,охваченный
нескрываемым страхом, рассердился:
- Замолчишь ты!.. Ну, попадись мне только под руку!
Не успел он кончить, какизверхнейштольнипослышалсяшумшагов.
Тотчас же появился инженер, заведующий копями - малыш Негрель, как звали его
между собою рабочие, - в сопровождении главного штейгера Дансарта.
- Что я вам говорил? - прошептал Маэ. - Онивсегдавырастают,словно
из-под земли.
Поль Негрель, племянник г-на Энбо, был худощавымкрасивымюношейлет
двадцати шести,курчавым,стемнымиусами.Острыйносиживыеглаза
придавали ему сходство с хорьком, а любезность и несколькоскептическийум
приобретали властный, надменный оттенок в обращении с рабочими.