Левак и Шаваль выругались и успокоились.Все,дажеЗахария,яростно
принялись укреплять штольню. Втечениеполучасаслышалисьтолькочастые
удары да потрескивание дерева. Они не произносили ни слова итолькотяжело
дышали: глыба раздражала их, им хотелось столкнуть ее исновавбитьодним
напором плеча, если бы это было возможным.
- Довольно, - сказал наконец Маэ, совершенно разбитыйотусталостии
гнева. - Полтора часа... Ну и денек! Мы неполучимипятидесятису!..Я
ухожу, мне все опротивело.
И, хотя осталось еще полчаса до окончания работы,онсталодеваться.
Остальные последовали его примеру. Один видштольнивыводилихизсебя.
Откатчица опять принялась за работу; ониокликнулиее,ихраздражалоее
усердие: если бы у угля были ноги, он вышел бы сам.Ивсешестеро,сунув
инструменты под мышку, направились прежней дорогой кподъемноймашине,до
которой предстояло пройти два километра.
В узком проходе штольниКатринаиЭтьензадержалисьиотсталиот
забойщиков, продолжавших спускаться вниз. Им повстречалась маленькаяЛидия;
онаостановиласьпосредидороги,чтобыпропуститьих,исообщилаоб
исчезновении Мукетты: у нее пошлакровьносом,датаксильно,чтоона
побежала делать себе примочки; куда она провалилась - неизвестно, нотолько
ее нет вот уже целыйчас.Когдаониотошли,девочкапродолжалакатить
тележку, надрываясь, вся испачканная, напрягая свои хилые руки иноги;она
походила на черного муравья, который борется с непосильной ношей. А Этьенс
Катриной спускались на спине, горбя плечи, боясь содрать себе кожуналбу;
стремительно съезжая по гладкой скале, отполированной теламишахтеров,они
время от времени задерживались у бревен, - чтобы у них не загорелся зад, как
говорили, смеясь, забойщики.
Внизу никого не было. Красноватые огоньки мелькаливдали,исчезаяза
поворотом галереи. Весельемолодыхлюдейисчезло,ионишлитяжелыми,
усталыми шагами, - она впереди, а он позади. Лампочкикоптели.Этьенедва
различал Катрину в мглистом тумане. Мысль,чтоона-девушка,былаему
неприятна; глупо, что не он ее целовал, асделалэтодругой.Несомненно,
Катрина солгала ему: тот, другой, был ее любовником, онаотдаваласьемув
потаенных углах; самая поступь ее была порочной. Этьендулсянанее,как
будто она его обманула.Междутемонапоминутнооборачиваласькнему,
предупреждая об опасных местах, и,казалось,приглашалаегобытьсней
полюбезнее.
Кругом не было ни души, - вот бы хорошо поболтать ипосмеяться!Когда
они наконец вышли в галерею с рельсами, Этьен вздохнул, словно избавилсяот
какой-то муки; она же грустно взглянулананеговпоследнийраз,иво
взгляде ее было сожаление о счастье, которого им не суждено обрести.
Вокруг них рокотала подземнаяжизнь,беспрестанносновалиштейгеры,
проносились взад и вперед поезда, которые тащили лошади.
Вомракеповсюду
мерцалилампочки.Поминутноприходилосьприжиматьсякстенамштольни,
уступая дорогу людям и лошадям, чье горячее дыханиеобдавалолицо.Жанлен
бежал босиком за своим поездом и крикнул им вслед какую-то гнусность, ноза
грохотом колес они ее не расслышали. Они все шли. Девушка молчала; Этьенне
узнавал ни извилин, ни проходов, по которым шел утром, и воображал, чтоона
все глубже уводит его под землю. Больше всего страдал он от холода,который
ближе к выходу становился особеннонестерпимым.ПомеретогокакЭтьен
приближался к шахтному колодцу, он дрожалвсесильнее.Вузкихкаменных
проходах снова слышался свист и вой ветра. Молодому человекуказалось,что
они никогда не выберутся, как вдруг, совершенно неожиданно, они очутилисьу
подъемной машины.
Шаваль покосился на Этьена и Катрину, подозрительно скривив рот. Тут же
были и остальные; они стояли потные, на ледяном сквозняке, безмолвные, как и
он, тая гнев: они пришли слишком рано, их поднимут лишь черезполчаса,тем
более что в это время производились сложные приготовления для спуска лошади.
Нагрузчики продолжали устанавливать вагонетки; слышалсяоглушительныйлязг
железа, и клети взвивались под проливным дождем, хлеставшим из чернойдыры.
Внизунаходиласьсточнаяямавдесятьметровглубиной,наполненная
жидкостью;изнеетожеподнималасьгнилаясырость.Людибеспрестанно
толпились вокруг шахтногоколодца,дергалисигнальныеверевки,нажимали
рычаги; их обдавала водяная пыль,откоторойнасквозьпромокалаодежда.
Красноватый свет от трех лампочек без предохранительной сетки бросал длинные
движущиеся тени ипридавалэтомуподземельювидразбойничьегопритона,
убежища бандитов, вблизи которого ревет горный поток.
Маэ решился на последнеесредство.ОнподошелкПьеррону,который
явился на вечернюю смену.
- Послушай, тебе ничего не стоит велеть поднять нас.
Но грузчик, красивый,крепкосложенныймалыйсдобродушнымлицом,
испуганно отказался.
- Невозможно, попросите штейгера... меня оштрафуют... Пришлось подавить
новый взрыв гнева. Катрина наклонилась и шепнула на ухо Этьену:
- Пойдем посмотрим конюшню. Вот где хорошо-то!
Они проскользнули в конюшню незаметно, так как вход туда был воспрещен.
Конюшня помещалась налево, в концекороткойгалереи.Этобылапещерас
кирпичными сводами, высеченная в скале, длиной в двадцать пять ивышинойв
четыре метра; в ней могло поместиться двадцать лошадей. И в самом деле,там
былохорошо:воздух,согретыйживотнымтеплом,запахсвежей,чистой
подстилки. Единственная лампочка,словноночник,струиларовныйнеяркий
свет. Отдыхавшие лошади повернули головы, глядя большимидетскимиглазами,
затем снова принялись заовес,-неспеша,каксытые,всемилюбимые,
здоровые работники.
Катрина вслух читала клички, написанные на цинковых дощечках,прибитых
над кормушками; но вдруг она слабо вскрикнула: вглубинестойлаподнялась
какая-то фигура, - то былаМукетта,котораясиспуганнымлицомвылезла
из-под вороха соломы, где онаспала.