Как-тообойдетсяжена?Что,еслионавернетсяспустымируками?А
оказывается, у них все есть. Потом онарасскажетему,какимобразомэто
устроилось. И он радостно улыбался.
Катрина и Жанлан уже встали из-за стола и стоя пили кофе.Захария,не
насытившись супом, отрезал себе большой ломоть хлеба и намазалегомаслом.
Он видел студень, лежавший на тарелке,нонетрогалего:мясноевсегда
оставляли отцу, если хватало тольконаодногочеловека.Послесупавсе
выпили по стакану холодной воды; чудесный напиток этот всегда употреблялся в
последние дни перед выдачей жалованья.
- Пива у меня нет, - сказала Маэ, когда отец уселся застол.-Яне
стала тратить все деньги... Но если хочешь, Альзира сбегает и возьмет пинту.
Муж посмотрел на нее, и лицо его расцвело. Как! У нее и деньги есть?
- Нет, нет, - ответил он. - Я уже выпил кружку, хватит с меня.
И Маэ, не спеша, ложку за ложкой,принялсяестьпохлебкуизхлеба,
картофеля, порея и щавеля, намятых в плошке, служившей вместо тарелки. Жена,
не спуская с рук Эстеллу, помогала Альзире прислуживать за столом-подала
Маэ масло, студень и поставила кофе на плиту, чтобы он был погорячей.
Тем временем у печки началосьмытьевлохани,сделаннойизбочки,
распиленной пополам. Катрина мылась первою; она налила в лохань теплой воды,
спокойно разделась, сняла чепец, блузу, штаны-вседорубашки.Девушка
привыкла к этому с восьмилетнего возраста и выросла в убеждении, что тут нет
ничего стыдного; она только повернулась животом когнюиначалаусиленно
намыливаться черным мылом. Никто на неенесмотрел,дажеЛенораиАнри
перестали любопытствовать, как она устроена. Вымывшись, Катрина,совершенно
голая, поднялась по лестнице, оставив мокрую рубашку и другую спою одеждув
куче на полу. Тут началась ссора между братьями. Жанлен хотел первымвлезть
в лохань под предлогом, что Захария еще не кончилесть;атототталкивал
брата и доказывал, что теперь его очередь. Если он позволяет Катринемыться
первой, то отсюда вовсе не следует, что емуприятнополоскатьсявпомоях
после мальчишки, тем более что после Жанлена вода годится разве на то, чтобы
разлить ее в школе по чернильницам. В конце концов они стали мытьсявместе,
повернувшись к огню и помогая друг другу тереть спину. Затем, как исестра,
они ушли наверх совершенно голые.
- Экую грязь разводят! - ворчала Маэ, подбираясполаплатье,чтобы
просушить. - Альзира, подотри-ка.
Шумзастенойусоседейзаставилееумолкнуть.Послышались
ругательства, женскийплач-настоящеепобоище,сопровождаемоеглухими
ударами, словно били кулаком по пустой тыкве.
- Жена Левака получает свою порцию, - спокойно заметил Маэ, выскребывая
ложкой донышко миски. - Странно, Бутлу ведь говорил, что обед готов.
- Нечего сказать, готов! - сказала Маэ. - Я сама видела овощи на столе;
они даже не были очищены.
Крики становились все громче; раздалсястрашныйтолчок,откоторого
задрожала стена; затем наступила гробовая тишина. Тогда, проглотив последнюю
ложку супа, шахтер спокойно и наставительно промолвил в заключение:
- Если обед не готов, это вполне понятно,-и,выпивполныйстакан
воды, принялся за студень:отрезалнебольшиеквадратныекуски,бралих
острием ножа и съедал, положив на хлеб, без вилки.
Когда отец обедал, никто не разговаривал. Маэ был голоден иелмолча;
свинина была не такая, как обычно, от Мегра, - вероятно, это взято вдругом
месте. Но он не стал расспрашивать жену; узнал только, дома ли старик и спит
ли. Нет, дед вышел уже, как всегда, на прогулку. И снова водворилась тишина.
ЗапахмясапривлекЛеноруиАнри,которыезабавлялисьтем,что
размазывали по полу ручейкипролитойводы.Теперьониподошликотцу,
младшийсталвпереди.Онипровожалиглазамикаждыйкусок,загораясь
надеждой, когда отец брал его с тарелки, и омрачаясь, когда кусок исчезал во
рту. Отец заметил наконец, с какой жадностью смотрят нанегодети,-они
даже побледнели и слюни потекли у них изо рта.
- А детям давали? - спросил он.
И так как жена замялась, прибавил:
- Ты знаешь,янелюблюнесправедливости.Уменяпропадаетвесь
аппетит, когда они стоят возле меня и выпрашивают кусочек.
- Да я же им давала! - сердито воскликнула Маэ. - Еслитыстанешьих
слушать, то придется отдать им и твою долю, да и долю других тоже, а они все
будут напихиваться, пока не лопнут...Правдаведь,Альзира,мывсеели
студень?
- Конечно, мама, - ответила маленькая горбунья.
В таких случаях она лгала уверенно, словно взрослая, аЛенораиАнри
стояли в полном оцепенении, возмущенные такой ложью, - ведь их всегда секли,
если они говорили неправду. Ихдетскиесердечкикипелинегодованием;им
очень хотелось возразить, сказать, что их не было вкомнате,когдадругие
ели студень.
- Убирайтесь вы! - прикрикнула мать,отгоняядетейнадругойконец
комнаты. - Как вам не стыдно торчать все время перед отцом, пока онест,и
считать каждый кусок! А еслибыдажестуденьподавалиемуодному!Кто
работает? Он работает, а вы, лодыри, толькоиумеетечтожрать,идаже
больше, чем нужно!
Отец подозвал их, посадил Ленору на левое колено, Анри на правое и стал
доедать студень вместе с ними. Он отрезал маленькие кусочки и давал каждому.
Дети были в восторге и жадно поглощали еду.
Кончив обедать, Маэ обратился к жене:
- Нет, не наливай мне кофе. Я хочуспервавымыться...Помогитолько
вылить эту грязь.
Муж и жена вместе подняли лохань за ушки и вылили воду в сточную канаву
за дверью. В это время сверху спустился Жанлен, переодевшийся в сухое платье
- в шерстяные штаны и блузу; они болтались на нем,потомучтоперешлиот
старшего брата, который из них уже вырос.