Густойтуман
носился хлопьями, обволакивая дали. Низкоенебо,казалось,сыпалочерную
пыль на безбрежное море рыжеватой равнины; печальный сумраксловносаваном
окутывал землю, не было ни малейшего ветерка.
Этьен шел наугад, с единственной целью размяться. Когда молодой человек
проходил мимо шахты Воре, притаившейся в низине, где негорелониединого
фонаря, он на минутку остановился, чтобы увидать выходившую из шахты дневную
смену.
По-видимому, пробило шесть часов, потому чтоприемщики,нагрузчикии
конюхи выходили группами вперемежку сосмешливымисортировщицами,которых
едва можно было различить в сумеречном свете.
Впереди всех шли Прожженная и ее зять Пьеррон. Старуха ворчала нанего
за то, что он не поддержалеевспореснадзирателемиз-заколичества
отсортированного угля.
- Ну можно ли быть такой тряпкой и унижаться перед гадами, которыенас
поедом едят!
Пьеррон спокойно шел за нею, не отвечая. Наконец он сказал:
- Может, надо было наброситься на начальника? Спасибо, хлопот потомне
оберешься!
- Так стой перед ним на задних лапках! - закричала она. -Дьяволменя
побери! Если бы дочь меня послушалась! Мало того,чтоонипогубилимоего
мужа, я еще должна благодарить их за это! Нет, слышишь ты, ониуменяеще
попляшут!
Голоса затихли в отдалении. Этьен глядел вследстарухескрючковатым
носом, растрепанными седыми волосами и длинными, тощими руками, которыми она
в негодовании размахивала. Но тут его внимание привлек разговор двух молодых
людей, и он стал прислушиваться. Он узнал голос Захарии;забойщикподжидал
подошедшего к нему Муке.
- Идешь? - спросил тот. - Перекусим и айда в "Вулкан".
- Погоди, у меня дело.
- Какое дело?
Приемщик обернулся и увидел Филомену, выходившую из сортировочной.
- А? Ну ладно... я пойду вперед.
- Иди, я тебя догоню.
Муке встретил по дороге отца, старого Мука, которыйтакжевозвращался
из Воре; они просто пожелали друг другу спокойной ночи, сын пошел по большой
дороге, а отец засеменил по берегу канала.
ЗахариятянулФиломену,несмотрянаеесопротивление,натуже
уединенную дорожку. Она спешила, лучше в другой раз; и они заспорили, -как
спорят старые супруги.Ничегохорошегонетвэтихвстречахнаулице,
особенно зимой, в сырость, когда нельзя даже укрыться во ржи.
- Да нет, не в этом дело, - нетерпеливо промолвил Захария, -мненадо
тебе кое-что сказать.
Он обнял девушку за талию и тихонько вел ее.Когдаониоказалисьза
отвалом, он спросил, нет ли у нее денег.
- На что тебе? - поинтересовалась Филомена.
Он стал путано говорить о долге в два франка,закоторыйдомабудут
сердиться.
- Замолчи!.. Я видела Муке, ты опять пойдешь в "Вулкан" кутить сэтими
отвратительными певичками.
- Замолчи!.. Я видела Муке, ты опять пойдешь в "Вулкан" кутить сэтими
отвратительными певичками.
Он стал отрицать, бил себя кулаком в грудь, божился. Когда она вответ
пожала плечами, он вдруг предложил:
- Пойдем с нами, если хочешь... Ты нисколько непомешаешь.Нужныони
мне, эти певички!.. Идем, что ли?
- А маленький? - ответилаона.-Развеможнотудапойтистаким
крикуном?.. Пусти меня домой, я уверена, что они там ссорятся.
Но Захария удержал ее, стал упрашивать. Нельзя же оказатьсявдураках
перед Муке, раз он ему обещал. Разве можетмужчинакаждыйвечерложиться
спать с курами? Наконецонубедилее,иона,отвернувполукофточки,
отпорола пальцем уголок подкладки и вытащила десять су. Там онапряталаот
матери заработок за сверхурочные работы в шахте.
- У меня, как видишь, пять, три я отдам тебе... Толькопоклянись,что
ты уговоришь свою мать нас обвенчать. Хватит этой жизни на улице. Да имама
попрекает меня каждым куском... Поклянись, поклянись сперва.
Она говорила утомленным, болезненным голосом, бесстрастно, как человек,
измученный своим существованием. Он клялся, кричал, что все уже окончательно
решено; получив три монетки, он стал с нейзаигрывать,рассмешилидовел
было дело до конца здесь же, заотвалом,служившимимзимойсупружеской
спальней, но Филомена отказала ему наотрез, - это не доставляло ейникакого
удовольствия. Она вернулась в поселок одна, а он побежал через поле догонять
товарища.
Этьен машинально следил за ними издали, не поняв происходившего, думая,
что у них было просто свидание.
Девушки в шахтах развивались рано; онвспомнилфабричныхработницв
Лилле,которыхподжидалпозадифабрик;этидевушкисовращалисьс
четырнадцати лет, живя в нищете, без присмотра. ЕщебольшеудивилаЭтьена
другая встреча. Он остановился.
Внизу у отвала, в яме,гденабросаныбыликамни,маленькийЖанлен
жестоко ругал Лидию и Бебера, сидевших один по левую, другая поправуюего
руку.
- Ну-ка? Поговорите еще! Я обоим вам прибавлю оплеух, если вы хотьраз
пикнете... Кто все это придумал, а?
Действительно, пока они втроем рвали в лугах вдольканалаодуванчики,
он сообразил, глядя на кучу собранного салата, что дома все равно столько не
съедят и вместо того, чтобы идти в поселок, лучшепродатьсалатвМонсу;
Бебера он заставил сторожить, а Лидии велел звонить к обывателям,предлагая
им одуванчики, - он по опыту знал, что у девчонок охотнее покупают.Впылу
торговли они распродаливесьсалат.Девочказаработалаодиннадцатьсу.
Теперь все трое делили добычу.
- Это несправедливо! - заявил Бебер. - Надоделитьпоровну.Еслиты
возьмешь себе семь су, нам останется только по два.
- Что несправедливо? - возразил разъяренный Жанлен. -Преждевсегоя
набрал салату больше всех!
Обычно приятель подчинялся безропотно и всегда оставался жертвой своего
восхищения Жанленом.