Время
шло, в шахте назревало глухое недовольство, даже самМаэ,привсемсвоем
спокойствии, начинал приходить в ярость, и рука его порою сжималась в кулак.
С первых же дней обнаружилась вражда между Захарией иЭтьеном.Как-то
вечером дело чуть не дошло до потасовки. Но Захария, добрый малый,которому
ни до чего не было дела, кроме своего удовольствия, тотчас успокоился, когда
Этьен дружески предложил ему кружку пива. Вскоре и он призналпревосходство
новичка. Левак также стал относиться к нему дружелюбно,частобеседовалс
ним о политике и говорил, что у Этьена на этот счет свои суждения.Извсей
артели один только долговязый Шаваль таил какую-то вражду к откатчику - и не
потому, что они дулись друг на друга: наоборот, они дажесталиприятелями.
Но среди взаимных шуток они обменивалисьтакимивзглядами,словноготовы
были уничтожить друг друга. Катрина на работе по-прежнемуказаласьтойже
усталой, покорной девушкой, она так же гнула спину, катя вагонетку,также
приветливо относилась к своему товарищу, а он, в свою очередь, помогал ей. С
другой стороны, она безропотно покорялась всем прихотям своеголюбовникаи
открыто принимала его ласки. Их отношения были всемипризнаны:дажесемья
Катрины сквозь пальцы смотрела на их связь, и Шаваль каждый вечеруходилс
откатчицей за отвал, затем провожал ее до дверей родительского дома издесь
целовал девушку в последний раз на глазах у всего поселка. Этьен делалвид,
что это его нисколько не касается, и часто подсмеивался надихпрогулками,
отпуская такие крепкие словечки, какиепозволяютсебепарнисдевушками
только в глубине шахты. Катрина отвечала ему тем же,кичливорассказывала,
что сделал для нее ее кавалер, но смущалась и бледнела всякийраз,какее
глаза встречались с глазами молодого человека. Обаотворачивалисьипорой
часами не разговаривали. Казалось, они ненавидели друг друга за точувство,
которое было в нихсхороненоиокоторомониникогдамеждусобойне
говорили.
Наступила весна. Однажды, поднявшись из шахты,Этьенощутилналице
теплое дыхание апреля, запах свежей земли, нежной зелени, чистого воздуха. И
вот теперь всякий раз, каконвозвращалсядомой,воздухстановилсявсе
ароматнее, и солнце казалось жарче после десятичасовой работы средивечного
мрака и холода сырого подземелья, куда не проникалолето.Днистановились
длиннее, и в мае Этьен спускался в шахту уже на восходе солнца,когдаалое
небо бросало отсвет зари на Воре, а легкий утренний туманказалсярозовым.
Никто больше не дрожал от холода, с дальних полей доносился теплый ветер,и
в вышине звонко пели жаворонки. А в три часа он виделослепительногорящее
солнце, - оно заливало заревом пожарагоризонтиотбрасывалокрасноватый
отсвет на кирпичные строения,испачканныеуглем.Виюнерожьбылауже
высокая, и голубоватая зелень ее резко оттеняла темную ботву свекловицы. Это
былобесконечноеморе,волнующеесяпрималейшемдуновенииветра;оно
ширилось с каждым днем, и часто вечером Этьен с удивлением замечал, чтооно
еще зеленее, чем утром.Тополиуканавыубралисьлиствой.
Тополиуканавыубралисьлиствой.Отвалзарос
травой, луга покрылись цветами, всюду нарождалась новая жизнь и билаключом
из той самой земли, под которой он изнемогал от муки и усталости.
Теперь, отправляясьвечеромгулять,Этьенуженевстречалбольше
влюбленных за отвалом. Он шел по их следамвржаныеполяиподвижению
желтеющих колосьев ибольшихкрасныхмаковдогадывался,гдеонинашли
укромный приют для своей страсти. Захария иФиломенашлитудапостарой
привычке.СтарухаПрожженная,вечноразыскивавшаяЛи-дню,тоидело
накрывала ее с Жанленом: дети глубоко зарывались в рожь, и,чтобыспугнуть
их, надо было задеть их ногой. А чтокасаетсяМукетты,тоонатаскалась
повсюду, и нельзя было перейти поля, не увидавгде-нибудьееголовы;она
тотчас скрывалась во ржи ипадаланавзничь,такчтовиднелисьодниее
торчащие ноги. Но ведь молодежь свободна, и Этьен невиделвэтомничего
предосудительного. Он возмущался только в те вечера, когда встречалКатрину
и Шаваля. Раза два он заметил,каконискрылисьприегоприближениив
зелени, и неподвижные ветви как бы сомкнулись над ними. В другой раз,когда
Этьен шел по узкой тропе, светлые глаза Катрины вдруг мелькнули перед ними
тотчас потонули во ржи. Тогда необозримаяравнинапоказаласьемуслишком
тесной, и он предпочел провести вечер у Раснера, в его кабачке "Авантаж".
- Госпожа Раснер, дайте мне кружку... Нет,янепойдугулятьнынче
вечером, я устал, совсем без ног.
И, обращаясь ктоварищу,которыйсиделзастоломвдругомконце
комнаты, у стены, он спросил:
- Суварин, а ты не хочешь?
- Нет, спасибо, ничего не хочу.
Эгьен познакомился с Сувариным,живяснимбокобок.Онслужил
машинистом в Воре и занимал наверху комнату рядомскомнатойЭтьена.Лет
тридцати на вид, онбылхудощавыйблондинстонкимлицом,обрамленным
длинными волосами и редкой бородкой; белые острые зубы, тонкийротинос,
розовый цвет щек придавали ему сходство с девушкой; у негобылокроткоеи
вместе с тем упрямое выражение лица, а в серых,стальныхглазахвременами
вспыхивал дикий огонек. В комнате этого бедногорабочегонаходилсятолько
большой ящик с книгами и бумагами. Суварин,русский,никогдаосебе:не
говорил, но пронегорассказывалимногонебылиц.Углекопы,недоверчиво
относившиесякиностранцам,угадавпоегонебольшимрукам,чтоон
принадлежит к другому классу, вообразил сперва,чтотутскрываетсяцелое
приключение: он - убийца, бежавший от кары. Но Суварин без малейшейгордыни
проявлял братское отношение к ним,раздавалмелочьрабочейдетворе-и
углекопы его в конце концовпризнали.Ониуспокоилисьнатом,чтоэто
политический эмигрант.