Ониуспокоилисьнатом,чтоэто
политический эмигрант. Как ни туманно было такое объяснение, оно оправдывало
Суварина в их глазах, даже если онисовершилкакое-нибудьпреступление.
Углекопы видели в нем как бы товарища по несчастью.
В первые недели он казался Этьенуугрюмыминелюдимым.Историюего
Этьен узнал лишь позднее. Суварин был последним отпрыскомдворянскойсемьи
из Тульской губернии. В Петербурге он изучал медицину. Там он увлекся идеями
социализма, захватившими в то время всю русскую молодежь. Он решил обучиться
какому-нибудь ремеслу и выбралпрофессиюмеханика,чтобыпотомпойтив
народ, узнать его ближе и братски помогать ему. И воттеперьонжилэтим
ремеслом, бежав из России после неудавшегося покушения на жизньимператора:
в течение целого месяца он прожил в подвале фруктовойлавки,делаяподкоп
через всю улицу и начиняя бомбы,подвечнойугрозойвзлететьнавоздух
вместе с домом. Семья отреклась от него. Безгроша,занесенныйначерную
доску во французских мастерских, которые подозревали в немшпиона,Суварин
умирал с голоду, пока наконец Компания в Монсу не наняла его в пору нехватки
рабочих рук. Здесь он работал уже целыйгод-однунеделюднем,другую
ночью, неизменноисправный,трезвый,молчаливыйиаккуратный,такчто
начальство ставило его в пример другим.
- Неужели тебе никогда не хочется пить? - смеясь, спросил его Этьен.
А тот ответил своим тихим голосом, почти без всякого акцента:
- У меня бывает жажда во время еды.
Товарищ подшучивал над любовными похождениям" Суваринаиклялся,что
видел его с откатчицей воржи,неподалекуотпоселка"Шелковыхчулок".
Суварин только пожимал плечами, преисполненный спокойствия и безразличия. На
что ему откатчица? К женщине он относился как к товарищу, если она проявляла
к нему братские чувства и была смела, как мужчина. Иначекчемусовершать
такую подлость? Он не хотел никого -нижены,нидруга,никакойсвязи.
Свободный сам, он не имел близких.
Каждый вечер, часов около девяти, когда кабачок пустел, Этьен оставался
там и беседовал с Сувариным. Он пил маленькимиглоткамипиво,амашинист
курил папиросу за папиросой;оттабакаунегопорыжелитонкиепальцы.
Блуждающим взором мистика, как бы сквозь сон, следил онзакольцамидыма.
Левой рукой он, казалось, судорожно искал чего-то впустоте;потомобычно
брал на колени ручного кролика, жирную самку, вечно тяжелую, жившую в домг
на свободе. Эта крольчиха, которую он сам прозвал"Польшей",обожалаего,
обнюхивала его брюки, становилась перед ним на задние лапкиицарапаладо
тех пор, пока он не брал ее на руки, как ребенка. Тогда, прижавшись кнему,
она опускала уши и закрывала глаза; а он, в порыве бессознательной нежности,
непрестанно гладил ее шелковистую серую шерсть. Его успокаивало это теплое и
живое существо.
- Знаете, - сказалоднаждывечеромЭтьен,-яполучилписьмоот
Плюшара.
Вкомнатенебылоникого,кромеРаснера.Последнийпосетитель
отправился в поселок, где все уже засыпало.
- А! - воскликнул кабатчик, подходя к своим жильцам. - Как его дела?
Этьен, сообщив Плюшару о своем поступлении на работу в Монсу,ужедва
месяца вел с ним оживленную переписку. АПлюшар,ухватившисьзамысльо
возможности пропаганды среди углекопов, давал Этьену различныеуказанияна
этот счет.
- Дела Товарищества, о котором вы ужезнаете,идуткакбудтоочень
хорошо; к нему, видимо, присоединяются со всех сторон.
- А ты какого мнения об их обществе?-спросилРаспер,обращаяськ
Суварину.
Нежно почесывая голову Польши,тотвыпустилизортаклубыдымаи
спокойно ответил:
- Вздор!
Но Этьен воодушевился. В нем назревало возмущение, и он мечтал о борьбе
труда с капиталом. Как человек неопытный, он оченьувлекался.Речьшлао
Международном рабочем товариществе,ознаменитомИнтернационале,который
только что был создан в Лондоне. Разве это не начало той доблестнойборьбы,
котораяприведетнаконецкторжествусправедливости?Рушатсявсе
перегородки, трудящиеся всего мира восстанут и объединятся, чтобы обеспечить
рабочему кусок хлеба, который он добываетсвоимтрудом.Какаяпростаяи
великая организация: сначала секция,представляющаясобойданнуюобщину;
далее федерация, объединяющая секции одной и той же провинции;потомнация
и, наконец, надо всем этим - человечество, воплощенное в генеральном совете,
где каждаянацияпредставленасекретарем-корреспондентом.Меньшечемв
полгода можно завоевать мир и диктовать законыпредпринимателям,еслиони
будут упорствовать.
- Вздор! - повторил Суварин. - Ваш КарлМарксжелаетпуститьвход
естественные силы. Ни политики, ни заговора, не так ли? Все должно вестись в
открытую и единственно ради повышения заработной платы... Подите вы свашей
эволюцией! Поджигайте города, - вырезайтецелыенароды,сметайтевсена
своем пути, и когда от этогорастленногомираничегонеостанется,вот
тогда, может быть, и удастся построить лучший мир.
Этьен засмеялся. Онневсегдасоглашалсястем,чтоговорилего
товарищ: теория всеобщего разрушения казалась ему просторисовкой.Раснер,
еще более практичный и здравомыслящий, как человексположением,дажене
рассердился на эти слова. Он хотел только уточнить вопрос.
- Так в чем же дело? Ты собираешься создать секцию в Монсу?
К этому-то и стремился Плюшар, секретарь севернойфедерации.Особенно
он указывал на помощь, которую Товарищество моглобыоказатьуглекопамв
случае забастовки. Этьен предвидел неминуемую стачку: историяскреплением
плохо кончится; еще одно требование со стороны Компании, и волнения вспыхнут
во всех копях.
- Самое досадное - это взносы, - авторитетным тоном объявилРаснер.