Свободных стульев не было, и Бутлу потеснился, уступая половину своего стула
Леваку. Последний до того расчувствовался, увидав всюсемьювсборе,что
заказал еще раз пива на всех. -
- Не часто доводится так веселиться, черт возьми! - гаркнул он.
Все оставались в заведении до десяти часов. То иделоявлялисьжены,
разыскивая мужей, чтобы увести ихдомой;занимихвостомтащилисьдети
Матери, не стесняясь, обнажали отвислые белыегруди,похожиенамешкис
овсом; пухлые рожицы были испачканы молоком; дети, которые уже умели ходить,
ползали на четвереньках под столами, угостившись пивом, и безобразничали без
всякого стыда. Разливанное море пива,нацеженногоизбочеквдовыДезир,
вздувало животы, теклоизносу,изглаз,отовсюду.Оттеснотыкаждый
упирался в соседа плечом или коленом, ивэтойдавкевсембыловесело.
Слышался беспрестанный смех, рты разевались до ушей. Быложарко,словнов
печи, пот лил ручьями, люди расстегивались, и в густом табачномдымуголое
тело казалось позолоченным;неприличнымсчиталосьтольковставатьиз-за
стола. Порою все жекакая-нибудьдевушкавыходиланадвор,кколодцу,
поднимала юбки, азатемсновавозвращаласьвзал.Молодежьпродолжала
отплясывать под пестрыми бумажными гирляндами, почти не видя другдруга,-
до того все вспотели. Пользуясь случаем, разгулявшиеся мальчишкисбивалис
ног откатчиц, давая им подножку. Когда какая-нибудь девицападала,потянув
засобойсвоегокавалера,корнет-а-пистонприветствовалэтопадение
неистовыми звуками, а танцорызаталкивалиихногами;наних,казалось,
рушился весь зал.
Кто-то мимоходом сообщил Пьеррону, что его дочь Лидия спит натротуаре
у дверей. Она выпила свою долю можжевеловой из украденной бутылки и быладо
того пьяна, что отцу пришлось нести ее домой на руках. Жанлен и Бебер крепче
держались наногахиследовализанимвнекоторомотдалении,весьма
довольные своими похождениями.Ихуходпослужилсигналомквозвращению
домой; публика начала выходить из "Весельчака". Маэ и Левак решили, что пора
вернуться в поселок. В это время дед Бессмертный и старый Мук тожепокидали
Монсу; они брели как во сне,погруженныевбезмолвныевоспоминания.Все
возвращались вместе и впоследнийразпрошлипоярмарке.Сковородысо
съестным остывали,, из кабаков ручейками вытекали на дорогу остатки пива.В
воздухе по-прежнему чувствовалась близость грозы, освещенныедомаостались
позади, в темном поле раздавались взрывы смеха. Жаркое дыхание струилосьот
созревших нив; много зачатий должно было совершиться в такую ночь. Все дошли
вразброд до поселка. Ни Левакам, ни Маэ не хотелось ужинать;вполудремоте
доедали вареную говядину, оставшуюся от обеда.
Этьен затащил Шаваля к Раснеру, чтобы выпить еще пива.
- Ладно! - сказал Шаваль,когдатоварищобъяснилемуустройствои
назначение кассы взаимопомощи.
- Валяй, валяй, ты славный парень!
Этьен начинал хмелеть, у него засверкали глаза, и он воскликнул:
- Да, будем действовать сообща... Видишь ли, ради правого дела яготов
отдать все - и попойки и девушек. От одной лишь мысли, что мы сметем буржуа,
мне становится легко на сердце.
III
В середине августа ЭтьенперебралсякМаэ.Захарияужеженилсяи
получил в поселке свободный дом для себя, Филоменыидвоихдетей.Первое
время Этьен стеснялся в присутствии Катраны.
Молодой человек жил в постояннойблизостиотнее,заменяястаршего
брата и деля с Жапленом кровать, стоявшуюпротивкроватистаршейсестры.
Ложась спать и вставая, он раздевался и одевался вееприсутствии,причем
тоже видел, как она снимает и надевает одежду.Когдападаланижняяюбка,
Этьен замечал бледную наготу девушки, прозрачную и белоснежную, какувсех
малокровных блондинок; цвет лица ее уже потерял свежесть, руки погрубели, но
все тело было молочно-белым, от пят до шеи,накоторой,словноожерелье,
выделялась резкая черта загара. Этьен каждый раз испытывал,глядянанее,
волнение. Он делал вид, будто отворачивается; и все же скоро узналеевсю:
сперва ноги, на которые падал его взгляд, когда он потуплял глаза, затемон
видел колено, когда она скрываласьпододеялом,потомнебольшиеупругие
груди, когда она склонялась по утрамнадумывальнойлоханью.Девушкане
смотрела на него: она оченьспешила,внесколькосекундраздеваласьи,
скользнув,какзмейка,гибкимдвижениемвпостель,ложиласьрядомс
Альзирой, повернувшись к нему спиной, так что он виделтолькоузелгустых
кос. За это время Этьен едва успевал раздеться.
Впрочем, Катрине не приходилось жаловаться на него. Порою онневольно,
в неудержимом порыве, ждал мгновения, когда она будетложиться.Ноонне
позволял себе никаких шуток или вольных движений. Родители находились тут же
поблизости; кроме того, Этьен относилсякдевушкесосмешаннымчувством
дружбы и затаенной обиды; у него не являлось желания обладать ею,хотяони
жили в такой тесноте, вместе умываясь, вместе сидя за столом, вместе работая
в шахте, что длянихничтонеоставалосьтайной,дажесамыеинтимные
подробности. Единственное, в чем проявлялась стыдливость в семье, это в том,
что девушка умывалась теперь ежедневно одна в верхней комнате,втовремя
как мужчины мылись по очереди внизу.
К концу первого месяца Этьен и Катрина, казалось, совершенноперестали
замечать друг друга. По вечерам, не погасив еще свечи,обаони,раздетые,
расхаживали по комнате. Теперь Катрина не спешилаи,постаройпривычке,
сидела на постели, подняв руки и закладывая косы на ночь; рубашка у неепри
этом поднималась, обнажая бедра. Этьен, уже сняв брюки, нередко помогалей,
разыскивая оброненные шпильки. Привычкаубиваластыдпереднаготой;они
находили это вполне естественным, так как не делали ничего дурного, и неих
вина была, что на стольких людей приходилась всего одна комната.