Мечта эта с каждым днем
углублялась, становилась все прекраснее, все соблазнительнее, померетого
как уходила за пределы возможного.
Жена Маэ сперва приходила в ужас и слышать ничего не хотела. Нет,нет,
это слишкомхорошо,неследуетподдаватьсятакиммыслям:потомжизнь
покажется до того скверной, что все отдашь, лишь бы стать счастливым.Когда
она видела, как у Маэ загораются глаза, как он взволнован и как его убеждают
эти речи, она тревожилась, начинала кричать и перебивала Этьена:
- Не слушай его, старик! Разве ты не видишь, чтоэтовсенебылицы...
Неужели буржуа когда-нибудь согласится работать так же, как мы?
Но мало-помалу она тоже поддавалась очарованию слов Этьена.Подконец
она уже улыбалась, ее воображение разыгрывалось, она сама вступала вдивный
мир надежды. Как сладко позабыть на часпечальнуюдействительность!Когда
живешь, как они, подобно свиньям, роясь носом в земле,необходимохотьна
мгновение утешиться вымыслом, мечтаяотом,чеговсеравноникогдане
получишь. Идея о справедливости увлекала ее больше всего, в этом онавполне
соглашалась с молодым человеком.
- Да, верно! - восклицала она. - За справедливое дело я на все пойду...
А ведь, по правде говоря, пора бы уж и нам пожить как следует.
При этом Маэ вспыхивал:
- Черт побери! Я не богат, но с удовольствием дал бы сто су,чтобыне
умереть, пока не увижу всего этого... Вот будет встряска-то, а! Скоро ли это
случится и как пойдет?
Этьен снова начинал говорить. Старое общество уже трещит пошвам;все
продлится два-три месяца, не больше, убеждал он. Оспособахвыполненияон
высказывался менее определенно. Прочитанное спуталось в его голове; в беседе
с людьми невежественными он не боялся пускаться в рассуждения,хотясамв
них терялся. Он поочередно излагал все системы и сдабривал их уверенностью в
быстрой победе - неким всемирным объятием, которое положитконецклассовым
противоречиям, если, впрочем, не считать некоторых твердолобых средихозяев
и буржуа; их, может быть, придется образумить силой. ИМаэ,казалось,все
понимали, одобряли идумали,чтовсеможетразрешитьсятакимчудесным
образом. Они верили со слепойверойновообращенных,подобнотомукакв
первые века христианства люди ожидали, что на развалинах древнего мира сразу
возникнет новый и совершенный строй. Маленькая Альзира тожевставляласвои
замечания в общий разговор; счастье рисовалось ей в виде очень теплого дома,
где детииграютиедятсколькоимугодно.Катринапродолжаласидеть
неподвижно, подперев рукой подбородок и не спуская глаз с Этьена.Когдаон
умолкал, она бледнела и слегка вздрагивала, словно от холода.
Но жена Маэ взглядывала на часы.
Ну и засиделись, уже десятый час! Этак мы завтра ни за что не встанем.
И все поднимались из-за стола с тяжелым сердцем, почти вотчаянии.Им
казалось, что они только что были богаты и вдругсновасталинищими.Дед
Бессмертный, отправляясь на шахту, ворчал, что отэтихрассказовпохлебка
лучше не становится, остальные поднимались гуськом наверх,глядянасырые
стены и вдыхая затхлый,нездоровыйзапах.
Когдавверхнейкомнатевсе
погружалось в тяжелый сон, Этьен прислушивался:. Катрина ложилась последней;
погасив свечу, она лихорадочно ворочалась и долго не могла заснуть.
На эти беседы порою собирались и соседи. Левак вдохновлялся при мысли о
разделеимущества,аПьерронблагоразумноуходилспать,кактолько
начинались нападки на Компанию Время от времени заходил на минуту и Захария;
но политика надоедала ему, и он предпочитал пойти в "Авантаж" выпитькружку
пива. Что же касается Шаваля, то он старался перещеголять других итребовал
кровавой расправы. Почти каждый вечер он проводил часок у Маэ; в его упорных
посещениях чувствовалась скрытая ревность, боязнь, как бы у негонеотняли
Катрину. Девушка, слегка уже надоевшая Шавалю, стала ему дороже стехпор,
как с ней рядом спал мужчина, который мог овладеть ею в любую минуту.
Влияние Этьена укреплялось. Мало-помалу он пробудил дух борьбы вовсем
поселке. Успех этой тайной пропаганды был темболееобеспечен,чтоЭтьен
пользовался всеобщим уважением, которое возрастало со дня на день. Жена Маэ,
как осторожная хозяйка, вообще быланедоверчиваклюдям,нокмолодому
человеку, аккуратно платившему за квартиру, она относиласьпочтительно.Он
не пил, не играл в карты и всегда сидел за книгой. Маэ создала ему вокруге
репутацию образованного юноши, а соседки пользовались этим ичастопросили
его написать письмо. Этьен стал своего рода поверенным; наобязанностиего
лежала переписка,снимсоветовалисьпощекотливымсемейнымделам.В
сентябре месяце ему наконец удалось учредить кассу взаимопомощи,окоторой
столько говорили. Пока она была еще очень непрочной - внейсостоялилишь
жители поселка; но он рассчитывал, привлечькучастиюуглекоповсовсех
копей, в особенности если Компания, державшаяся в стороне, не будет мешать и
вдальнейшем.Еговыбралисекретаремсоюзаидажеплатилинебольшое
вознаграждение за канцелярскую работу. Этьену казалось, что ончутьлине
богач.Женатомууглекопутрудносводитьконцысконцами,ночеловек
холостой, скромный,неимеющийникакихзабот,можетсделатькое-какие
сбережения.
За это времявЭтьенепроизошлазаметнаяперемена.Теперьвнем
пробудилосьинстинктивноестремлениекщегольствуиблагосостоянию,
заглушенное в пору нищеты: он приобрел суконный костюм, заказал себе ботинки
изтонкойкожиисразусталигратьрольглаваря,вокругкоторого
группируется весь поселок.Самолюбиеегобыловполнеудовлетворено.Он
упивался первыми радостями популярности: такой молодой,вчераещепростой
откатчик, он стоял во главе шахтеров и мог повелевать. Это преисполнилоего
гордостью, заставляло еще пламеннее мечтать о грядущей революции, вкоторой
он сыграет свою роль. Даже лицо его изменилось; онсталважениупивался
собственной речью; зарождающееся честолюбиераспалялоегоинаводилона
мысли о борьбе.