Раснер сел возле Этьена. Оба с сокрушением слушали Суварина. Вкабачке
никого не было, кроме г-жи Раснер, находившейся за прилавком, иможнобыло
разговаривать громко.
- Что за мысль! - проговорил кабатчик. - К чему все это? Компания вовсе
не заинтересована в забастовке, а рабочие тем более. Уж лучше договориться.
Это был мудрый взгляд на вещи. Раснервсегдастоялзаблагоразумные
требования.Астехпор,какегобывшийжилецтакбыстроприобрел
популярность, он стал еще усиленнее проповедоватьвозможностьпостепенного
прогресса; там, гдехотятполучитьвсесразу,обыкновеннонеполучают
ничего, говорил он. Несмотря на свое добродушие, этот налитой пивомтолстяк
втайне досадовал на то, что его лавочкапустуетирабочиеизВоререже
заглядывают к нему выпить и послушать его речи; и он доходил порой дотого,
что начинал защищать Компанию, забывая давнюю обиду,которуюонтаилкак
уволенный шахтер.
- Так, значит, ты против забастовки? - закричала г-жа Раснер, не выходя
из-за прилавка.
Он решительно ответил, что да. Тогда она напустилась на него:
- Эх! У тебя не хватает мужества. Послушай, что скажут эти господа.
Этьен сидел задумавшись, устремив глаза на поданнуюемукружкупива.
Наконец он поднял голову.
- Все, что рассказывает товарищ, весьма вероятно, и нам придетсяпойти
на забастовку, если нас принудят... Как раз обэтомпишетмнеПлюшар,и
очень правильно. Он тоже против забастовки: рабочие страдаютотнееточно
так же, как и хозяева, да и не добиваютсяничегорешительного.НоПлюшар
считает, что это превосходный случайубедитьнашихвойтивегобольшую
организацию... Впрочем, вот его письмо.
Всамомделе,Плюшар,огорченныйнедовериемшахтеровМонсук
Интернационалу,надеялся,чтоонипримкнуткнемувсесразу,если
какой-нибудь конфликт заставит их вступить в борьбу с Компанией. Несмотря на
все усилия,Этьенуникогонеудалосьзавербовать;впрочем,этомогло
произойти оттого, что он употреблял всесвоевлияние,чтобыкакследует
поставить кассу взаимопомощи, кударабочиевступалигораздоохотнее.Но
касса эта была еще так бедна, что, по мнению Суварина,средстваеедолжны
будут быстро истощиться; и тогда забастовщики неминуемо бросятсяврабочее
Товарищество, чтобы получить помощь от своих собратьев - рабочих всех стран.
- Сколько у вас в кассе? - спросил Раснер.
- Около трехтысячфранков,-ответилЭтьен.-Знаете,дирекция
вызывала меня третьего дня. Они были чрезвычайно вежливы, говорили мне,что
небудутпрепятствоватьрабочимсоздаватьсберегательныйфонд.Ноя
прекрасно понял, что они желают его контролировать...Такилииначе,нам
придется выдержать тут нападение.
Кабатчик стал ходить из углавугол,презрительнонасвистывая.
..Такилииначе,нам
придется выдержать тут нападение.
Кабатчик стал ходить из углавугол,презрительнонасвистывая.Три
тысячи франков! Ну, долго ли можно продержатьсястакимиденьгами?Хлеба
купить - и то на неделю не хватит! Аеслирассчитыватьнаиностранцев-
людей, живущих в Англии, - то хоть сейчас ложись да помирай. Нет, устраивать
забастовку теперь было бы слишком глупо!
И эти двое людей впервые обменялись колкостями. Раньше они после споров
почти всегда приходили к соглашению, так как оба ненавидели капитал.
- Ну, а тычтонаэтоскажешь?-проговорилЭтьен,обращаяськ
Суварину.
Тот ответил с обычным презрительным жестом:
- Забастовка? Вздор!
Наступило неловкое молчание. Суварин мягко добавил:
- Впрочем, я ничего не имею против, если вам такнравится:однихэто
разоряет, других губит, а в общем все же несколько продвигает дело... Только
если так пойдет и дальше, то придется положитьдобруютысячулетнато,
чтобы обновить мир. Для начала взорвите-ка лучше тюрьму, вкоторойвывсе
погибаете!
СвоейтонкойрукойонуказалвсторонуВоре,строениякоторого
виднелисьвраствореннуюдверь.Нотутегопрервалонеожиданное
происшествие: толстая ручная крольчиха Польша решилась было выйти наулицу,
но одним прыжком вскочила обратно, спасаясь от оравы мальчишек,кидавшихв
нее камнями; в испуге, прижав уши и поднявхвост,онабросиласькногам
Суварина и стала скрести его лапками, умоляя, чтобыонвзялеенаруки.
Когда крольчиха уселась у него на коленях, он обхватил ееобеимирукамии
впал в какую-то дрему от прикосновения мягкой и теплой шерсти.
Почти тотчас вошел Маэ. Он ничего не хотел пить, несмотрянавежливую
настойчивость г-жи Раснер, предлагавшей пивотакимтоном,какбудтоона
угощала. Этьен тотчас же встал, и они вместе пошли в Монсу.
Когда углекопы получали плату, Монсу приобретало такой праздничный вид,
словно этобылодинизвоскресныхярмарочныхдней.Совсехпоселков
приходили толпы шахтеров. Помещение кассы было тесно, и рабочие предпочитали
ждать у дверей. Они останавливалисьгруппаминамостовойизагромождали
дорогу живой очередью, которая непрестанно нарастала. Торговцыпользовались
случаем и располагались тут жесосвоимиповозками;торговаливсемчем
угодно, начиная с посуды и кончая колбасой. Но всего лучше наживались вэти
дни кофейни и кабачки; шахтеры заходилитудапередполучкой-запастись
терпением у прилавка, а затем, уже с деньгамивкармане,вновьприходили
спрыснуть получку. Хорошо еще, если они не заканчивали день в "Вулкане".
По мере того как Маэ и Этьен продвигались вперед в этой давке, онивсе
яснее и яснее чувствовали, что среди рабочих назревает глухое раздражение. В
этот день не было обычной беспечности, с какой углекопыполучалиденьгии
растрачивали их по кабачкам.