Всеее
худощавое,неразвитоетелодрожало;онапыталасьчто-тоответить
прерывающемся голосом...
- Ах, если бы дело было только во мне. Право же, это мне недоставляет
удовольствия!.. Все он. Когда он хочет,ятожедолжна;онведьсильнее
меня... Разве можно знать, как все обернется? Ну, да уж случилось, ничего не
поправишь, - не он, так другой. Надо, чтобы он на мне женился.
Она защищалась без всякого возмущения, безвольно и покорно, какбывает
обычно с девушками, которые слишком рано становятся женщинами. Со всеми так.
Она никогда и не помышляла ни о чемином-вшестнадцатьлетеевзяли
насильно за отвалом; потом, еслилюбовникнанейженится,ейпредстоит
жалкая жизнь с мужем. Она не краснела от стыда, а если идрожала,толишь
оттого, что мать обращалась с ней, как с гулящей девкой, на глазахуэтого
молодого человека; его присутствие смущало Катрину и приводило в отчаяние.
Этьен между тем встали сделал вид, будто разгребает тлеющие уголья:он
не хотел мешать объяснению. Но взоры ихвстретились.Онувидал,какона
бледна и измучена; и все же онабылахороша-тежесветлыеглазана
огрубевшем лице - и он испытывал странное чувство: обида исчезла, ему просто
хотелось, чтобы Катрина была счастлива с человеком, которогоонапредпочла
ему. У Этьена было желание что-нибудь сделать для нее-пойтивМонсуи
заставить того человекалучшеобращатьсяснею.Новэтойнеизменной
нежности она увидала только жалость. Как он должен презирать ее,разможет
смотреть на нее такимвзглядом!Исердцееемучительносжалось,голос
оборвался, и она не могла проговорить больше ни слова в свое оправдание.
- Так-то лучше, помолчи! - заговорила неумолимая Маэ. - Если ты пришла,
чтобы остаться, - ладно; а нет, так убирайся сейчас же, дарадуйся,чтоя
встать не могу, а то дала бы тебе хорошего пинка, вылетела бы у меня вон.
И вдруг Катрина почувствовала, что ей дали сзади сильныйпинокногою,
какбудтоугрозаэтаосуществилась;онасовершеннорастеряласьот
неожиданности и боли. То был Шаваль; он одним прыжком ворвался вкомнатуи
накинулся на Катрину, словно дикий зверь.Передэтимоннекотороевремя
подслушивал у дверей.
- А, дрянь! - заорал он. - Я тебя выследил; так я и знал,чтопойдешь
сюда - путаться с ним! Да ты еще его угощаешь, а?Намоиденьгикофейком
балуешь?
Маэ иЭтьеноцепенелиотнеожиданности.Шавальвбешенствестал
выталкивать Катрину из комнаты.
- Пойдешь ты, черт тебя дери?
Но она забилась в угол. Тогда Шаваль обрушился на мать:
- Нечегосказать-хорошеезанятие:караулитьдом,покудадочка
валяется с ним наверху, задрав ноги.
Наконец он схватил Катрину за руку, встряхнул ее и потащил. У дверей он
снова обернулся и посмотрел на Маэ, которая словноприрослакстулу.
Она
забыла спрятать грудь. Эстелла лежала ничком испала,уткнувшисьносомв
юбку матери; огромная голая грудь свешивалась, словно тучное вымя коровы.
- А когда дочери нет, на затычку идет мамаша! - закричал Шаваль. - Так,
так, показывай ему свои телеса! Твой скотина-жилец не побрезгует!
Этьен вскочил и хотел дать ему пощечину. Он боялся,какбыдракане
вызвала волнения в поселке, и только потому не вырвал КатринууШаваляиз
рук. Но теперь он пришел в ярость. Оба сталилицомклицу,глазауних
налились кровью. Это была давняя вражда, безотчетнаяревность;теперьона
прорвалась. Казалось, одному из них не уйти живым.
- Смотри ты! - проговорил Этьен, стиснув зубы. - Я до тебя доберусь.
- Попробуй! - ответил Шаваль.
Несколько секунд они еще смотрели друг на друга в упор; они стоялитак
близко, что каждый ощущал у себя на лице горячеедыханиедругого.Катрина
первая нарушила это оцепенение; она умоляюще взяла за руку своеголюбовника
и увела его. Она тащила его за собой черезвесьпоселок,онабежала,не
оглядываясь.
- Какой скот! - пробормотал Этьен, с сердцем захлопываядверь;внем
бушевал такой гнев, что он еле держался на ногах.
Маэ даже не шевельнулась. Она только махнула рукой. Наступило тягостное
молчание; многое так иосталосьневысказанным.Этьенпротивволиснова
перевел глаза на ее грудь, на эту мощную плоть, белизна которойеготеперь
смущала. Правда, Маэ было сорок лет и она утратила свежесть,рожаяслишком
много детей; но она все еще возбуждала желание во многих. Это быластатная,
крепкая женщина, а продолговатое лицоеесохранилоследыбылойкрасоты.
Неторопливо и спокойно взяла она грудь обеими руками и спрятала ее.Розовый
сосок выглядывал наружу, и она засунула его пальцем; затем она застегнулась.
Теперь перед Этьеном сидела просто рыхлая женщина в старой черной кофте.
- Свинья он, - проговорила она наконец. - Только такой грязной свинье и
могут взбрести на ум подобные мерзости. Плевать мне на него! Иотвечатьне
стоило.
Затем, не спуская глаз с молодого человека, она откровенно прибавила:
- Конечно, у меня есть свои недостатки; но этого - нет... Я всего двоих
мужчин и знала: один был откатчик - давно это,мнетолькопятнадцатьлет
тогда минуло, а другой Маэ. Коли бы он меня тоже бросил, как тот, я,право,
не знаю, что бы со мной стало. И я вовсе не горжусьтем,чтохорошовела
себя после свадьбы: часто ведь не делаешь ничего дурного потому только,что
случая не представляется. Но я говорюто,чтоесть;аязнаюсоседок,
которые не могли бы сказать того же про себя, не правда ли?
- Да, правда, - подтвердил Этьен, вставая.
Он вышел. Маэ, уложив спящую Эстеллу надвасдвинутыхстула,решила
разжечь огонь: если отец выудит рыбу и продаст ее, можно будет хоть похлебку
сварить.
На дворе уже смеркалось; наступала морозная ночь.Этьеншел,опустив
голову; беспросветная грусть овладела им. То был уже не гнев наШаваля,не
жалость к бедной, обиженной девушке.