- Девчонку-то? Ну, нет!.. Женщины все выбалтывают.
И он продолжал смеяться, полный безмерного презрения к Лидии иБеберу.
Ему никогда еще не приходилось видеть подобных олухов. При мысли о том,что
они принимают все его вранье за чистую монету и отправляются домой с пустыми
руками, тогда как он сидит себе в тепле и ест в своеудовольствие,-как,
например, эту треску, - Жанлен помирал от смеха. В заключение онпроговорил
с важностью маленького философа:
- Одному быть лучше, - по крайней мере ни с кем спорить не приходится.
Этьен доел хлеб. Потом он выпил глоток можжевеловой водки. С минутуон
раздумывал, спрашивая себя, как ему поступить: не будет лилучшейотплатой
за гостеприимство Жанлена, если он пригрозит мальчишке вывести егозаушко
да на солнышко и запретит ему впредь воровать под страхом, что иначе онвсе
расскажет отцу? Но пока Этьен рассматривал это убежище в самых недрах земли,
ему пришла в голову мысль: несослужитлитакаяпещераслужбуемуили
кому-нибудь из товарищей, если деланаверхупойдутплохо?Этьеявзялс
Жанлена слово, что он не будет больше оставатьсяздесьночевать,кактот
порою делал, когда ему было уж очень уютно валяться на сене.Забравогарок
свечи, онушелодинипредоставилмальчикуспокойнозаниматьсясвоим
хозяйством.
Тем временем, несмотря на страшный холод, Мукетта сиделанабревнеи
упорно ждала Этьена. Увидав его, она бросилась ему на шею; а когда он заявил
о своем желании не встречаться больше с нею,девушкапочувствоваласловно
удар ножом в сердце. Бог мой, дапочемуже?Развеонаегонедостаточно
любит? Этьен сам начал бояться, что не устоит против искушенияизайдетк
ней; поэтому он пошел с нею по направлению к шоссе и объяснилейнасколько
можно мягче, что их связь повредит ему в глазах товарищей, мало того-она
дажевредитделуполитики.Мукеттаудивилась:какоеэтоможетиметь
отношение к политике? Потом ей пришло в голову, чтоЭтьенпростостыдится
близости с нею; это ее, впрочем, неоскорбляло,таккакбыловпорядке
вещей; идевушкапредложила,чтобыЭтьенкак-нибудьдалейпривсех
пощечину, - тогда станут думать, что между ними все кончено.Ноонибудут
видеться хоть изредка, хоть ненадолго. Она страстноумолялаего,клялась,
что никто не узнает: ведь она будет задерживатьегонакакие-нибудьпять
минут, не больше. Этьен был очень тронут и все-таки несоглашался.Нельзя.
Однако на прощание он все же хотел ее поцеловать. Шаг зашагомонидошли,
обнявшись, до первых домов Монеуиостановились,яркоосвещенныеполной
луной. Мимо них проходила какая-то женщина; вдругонапошатнулась,словно
споткнувшись о камень.
- Кто это? - тревожно спросил Этьен.
- Катрина, - ответила Мукетта. - Она возвращается из Жан-Барта.
Женщина уходила, опустив голову, струдомпередвигаяноги;весьее
облик выражал страшное изнеможение.
Глядя ей вслед, молодой человек приходил
в отчаяние от того,чтоонаеговидела;сердцееготерзалиугрызения
совести, хотя он и не отдавал себе отчета,почему.Развеонанежилас
другим? Разве она не причинила ему самому такую же боль - там, на дорогеиз
Рекийяра, в тот вечер, когда она отдалась тому человеку? И, несмотря навсе
это, Этьен был огорчен, что отплатил ей тем же.
- Знаешь, что я тебе скажу? - сквозь слезыпрошепталаМукетта,когда
Катрина ушла. - Ты потому только не хочешь любить меня, что любишь другую.
На другой день стояла прекраснаяпогода;былодинизтехчудесных
зимних дней, когда промерзлая земля звенит под ногами,словнохрусталь,а
морозное небо так ясно. Жанлен удрал из дому около часу дня; но зацерковью
ему пришлось подождать Бебера. Ониужесобиралисьотправитьсяодни,без
Лидии, так как мать снова заперла ее впогребе;новэтовремядевочку
выпустили и вручили ей корзинку, чтобы она набрала одуванчиковдлясалата,
пригрозив, что, если она ничего не принесет, ее опять на целую ночь запрут с
крысами. Лидия была до того перепугана, что хотела тотчасидти.НоЖанлен
отговорил ее: там видно будет. Давно ужеегопомыслыбылинаправленына
Польшу, толстую крольчиху Раснера.Втовремякакдетипроходилимимо
"Авантажа", она как раз вышла на дорогу. Жанленоднимпрыжкомнастигее,
схватил за уши и сунул девочке в корзинку; затем все трое пустилисьбежать.
Забавно будет гонять ее, как собаку, до самого леса.
Но вскоре они остановились посмотреть на Захарию иМуке,которыеуже
распили по кружке пива вместе с двумя приятелями и теперь собиралисьначать
большую партию в шары. Ставкой была новая фуражка и красный шелковый платок;
вещи эти сдали Раснеру. Четверо игроков, двое против двоих, бились об заклад
относительно первого кона: надлежало прогнать шар примерно три километра, от
Воре до фермы Пайо. Захария брался сделать это в семь ударов, Мукеназначал
восемь; таким образом,начинатьигрупредстоялоЗахарии.Ивотшар-
собственно, скорее яйцевидный кубарьизбуксовогодерева-положилина
мостовую острым концом кверху. Каждый игрок держал в рукахсвоюбиту;это
была палка с загнутым концом, обитым железом, и длинноюрукоятью,накрепко
обмотанной тонкой бечевкой. Пробило два часа, в игра началась. Захария,как
первый игрок, имел право на три удара, и он сразу же мастерски запустил свой
шар по свекловичным полям больше чем на четыреста метров; играть впоселках
и на дорогах было запрещено, так как это угрожало бы жизни пешеходов.Муке,
тоже умелый игрок, с такой силой ударил шар, что сразу отогнал его метров на
полтораста обратно. Игра пошла дальше - одна партия гнала шар вперед, другая
назад, и все это бегом, причем игроки отбивали себеногиомерзлыекомья
пашни.
Жанлен, Бебер и Лидия, вполномвосторгеотмощныхударов,сперва
устремились за игроками. Но, вспомнив о Польше, которая биласьвкорзинке,
они бросили игроков в поле,выпустиликрольчихуисталислюбопытством
смотреть, быстро ли она побежит.