Восторг фанатиков возносилих
над землею; подобно первым христианам, они полны были надежд и лихорадочного
ожиданияцарствасправедливости,котороедолжнонаступитьвнедалеком
будущем. Многого они не поняли, не разобрались в техническихиотвлеченных
рассуждениях, но самая неясность и отвлеченность словЭтьенаослеплялиих
посулами. Какая прекрасная мечта! Стать самому себе господином, не мучиться,
наслаждаться жизнью!..
- Верно, черт возьми!.. Настал наш черед! Смерть эксплуататорам!
Женщины были как в бреду; Маэ потеряла обычное спокойствие, от голода у
неекружиласьголова,женаЛевакавыла,старухаПрожженнаявнесебя
потрясала тощими, как у колдуньи,руками,Филоменазашласьоткашля,а
Мукетта так распалилась, что стала выкрикивать оратору нежные слова. Сам Маэ
был совершенно покорен и громко возмущался,Пьеррондрожалотстраха,а
Левак говорил без умолку. Захария и Муке пытались зубоскалить, но им было не
по себе, и они удивлялись, как это товарищ их может так долгоговорить,не
выпив ни глотка. А больше всего шумели надровахЖанлен,ЛидияиБебер,
потрясая корзинкой, где лежала Польша.
Снова все зашумели. Этьена опьянил успех. Он овладел этойтрехтысячной
толпой, одним словом своим заставляя биться сердца людей.ЕслибыСуварин
соблаговолил сюда явиться и услышать Этьена, он приветствовал бы его идеии
остался бы доволен успехами своего ученика, излагавшего анархистскиемысли;
он одобрил бы программу, заисключениемпункта,касающегосяобразования;
Суварин считал этопережиткомглупойчувствительности,ибоспасительное
святое невежество должно было служить человечеству очистительной ванной. Что
же касается Раснера, то он презрительно и гневно пожимал плечами.
- Пусти, дай мне сказать! - крикнул он Этьену.
Тот соскочил с пня.
- Говори, посмотрим, станут ли тебя слушать.
Раснер встал уже на его место и движением руки потребовал внимания.Но
шум не умолкал; имя Раснера переходило от передних рядов, где его узнали, до
самых дальних, под буками; никто не хотел его слушать.Тобылповерженный
кумир, и один вид Раснера выводилизсебябывшихегоприверженцев.Его
красноречие,полнаядобродушияльющаясяречь,котораяранеетаквсех
пленяла, казалась теперь тепленьким напитком, годным дляусыплениятрусов.
Раснер тщетно пытался говорить в этом шуме; он хотел спокойно объяснить, что
путемодноголишьопубликованияновыхзаконовневозможноизменить
общественный порядок, что для социального развития необходимо время; над ним
издевались, емушикали,икпровалув"Весельчаке"прибавиласьновая
непоправимая неудача. В него даже стали кидать пригоршнями мерзлогомха,а
какая-то женщина визгливо крикнула:
- Долой изменника!
Раснер пытался объяснить, что шахта не может принадлежать шахтеру,как
ткацкий станок - ткачу, иутверждал,чтопредпочтительнееучаствоватьв
прибылях, заинтересовать рабочего, как равноправного пайщика предприятия.
- Долой изменника! - закричали тысячи голосов, и в Раснерасосвистом
полетели камни,
Он побледнел, его глаза наполнились слезами отчаяния. Рушилась всяего
жизнь, двадцатьлетприятельскихотношений,основанныхначестолюбивых
надеждах, былисведенынанетнеблагодарнойтолпой.Онсошелспня,
пораженный в самое сердце, не в силах более говорить.
- Тебе смешно, - пробормотал Раснер, обращаясь к торжествующему Этьену.
- Хорошо, желаю тебе испытать то же самое... А это случится, слышишь?..
И как бы желая снять ссебяответственностьзагрядущиенесчастья,
которые он предвидел, Раснер махнул рукой и пошел прочь,одинокошагаяпо
белому безмолвному полю.
Поднялось улюлюканье, но тут всесудивлениемувиделинапнедеда
Бессмертного, который собирался говорить, невзирая на оглушительный шум.До
этого момента он и Мук стояли в стороне, и вид унихбылсосредоточенный,
словноонивспоминалипостаройпривычкебылыедни.Вероятно,на
Бессмертного нашел внезапныйприступболтливости,когдапрошлоевластно
заявляет свои права, - в такие дни дед часами мог изливать душу. Все умолкли
и стали слушать старика; в лунном свете он был бледен, какпривидение.Его
речи не имелипрямойсвязистем,очемговорилосьнасобрании,он
рассказывалдлинные,непонятные,нотемболееволнующиеистории.Он
вспоминал молодость, говорил о смерти двух своих дядей, раздавленных в шахте
Воре, затем вспомнил о болезни, воспалении легких, котораясвелавмогилу
его жену. И все его слова сводились к одному:всегдабылоплохоилучше
никогда не будет. Однажды их тоже собралось в лесу человекпятьсот,потому
что король не желал сократитьчасыработы;нообэтомстарикнестал
распространяться и заговорил о другой стачке; сколько он ихперевидал!Все
происходило под этими деревьями, на Девьей поляне, там, в Угольных ямах, или
еще дальше, в Волчьем овраге. Иной разморозило,инойразбываложарко.
Однажды лил такой дождь, что пришлось разойтись,ниочемнепоговорив.
Являлись королевские солдаты, и дело кончалось стрельбой.
- Мы тоже поднимали руки, клялись не спускаться в шахты... И яклялся,
да как еще клялся!..
Толпа слушала с большим вниманием, всем стало не по себе; но тут Этьен,
следивший за происходившим, вскочил на пень и очутился рядом со стариком. Он
узнал Шаваля, стоявшего с товарищами в первом ряду. Мысль, что Катринатут,
вновь зажгла Этьена; ему захотелось, чтобы шахтеры выразили ему одобрениев
его присутствии.
- Товарищи, вы слышали нашего старика, вы слышали, что онвыстрадали
что предстоит выстрадать нашимдетям,еслимынепокончимсворамии
палачами.
Этьенбылгрозен,никогдаещеоннеговорилтакстрастно.Он
поддерживал рукой Бессмертного, указывая на него,какназнамянищетыи
горя, призывая к мщению.