.. У них на кухне лежал покойник!
Кенюдажевсплакнул.Историяопокойникенакухнеполучила
распространение. Кеню дошел до того, что краснел перед покупателями, когда
замечал, что они слишком откровенно нюхают его колбасу. Он самвозобновил
разговор с женой о переезде. Ни слова неговоря,оназаняласьпоисками
нового помещения; нашла она его внесколькихшагахотдома,наулице
Рамбюто, в отличном месте.Тообстоятельство,чтонапротивоткрывался
Центральныйрынок,должнобылоутроитьчислопокупателей,создать
известность заведению во всех концах Парижа. Кеню позволил втянуть себяв
безумные расходы:свышетридцатитысячфранковонвложилвотделку
магазина, потратил на мрамор, назеркальноестекло,напозолоту.Лиза
проводила долгие часы с рабочими, входя снимивобсуждениемельчайших
деталей. Когда наконец она заняласвоеместозаприлавком,покупатели
валом повалили, и только для того, чтобы увидеть колбасную. Облицовка стен
была всяизбелогомрамора,огромноеквадратноезеркалонапотолке
обрамлялаширокаяполосазолоченых,богатоорнаментированныхлепных
украшений; в центре этого зеркального потолкависелалюстрасчетырьмя
рожками; а цельное зеркало, занимавшеевесьпростенокзаприлавком,и
другие зеркала в мраморных рамах - слева и в глубине-казалисьозерами
света,дверьми,которыеоткрывалисьвдругиезалы,умноженныедо
бесконечности, доверху наполненные выставленными мясными яствами. Особенно
хвалили огромный прилавок, помещавшийся справа; все находили, чторозовые
мраморные ромбы, сделанные ввидесимметричныхмедальонов,-чудесная
работа.Полбылвыстланбелымиирозовымиплиткамисбордюромиз
темно-красного греческого орнамента. Квартал гордился своейколбасной,и
никому больше не приходило в голову судачить о кухне на улице Пируэт,где
лежалпокойник.Втечениецелогомесяцасоседкиостанавливалисьна
тротуаре, чтобы сквозь развешанные на витрине колбасы и бараньи,сальники
поглядеть на Лизу. Они любовались ее бело-розовойкожейнеменьше,чем
мрамором. Она казалась душой, живым источником света, здоровым инадежным
божком колбасной; отныне ее иначе не называли, как "красавица Лиза".
Дверь справа вела из лавки в столовую, очень чистую комнату сбуфетом,
обеденным столом и стульями из светлого дуба, сплетенымисиденьями.От
циновки на паркете, палевых бумажныхобоевисветлойклеенкиподдуб
комната казалась холодноватой; уют придавала ейтолькосверкающаямедью
висячая лампа, которая спускалась с потолка,раскинувпрямонадстолом
абажур изпрозрачногофарфора.Дверьизстоловойвелавпросторную
квадратную кухню. А кухня сообщалась с мощенымдвориком,которыйслужил
складочным местом и был заставленглинянымимисками,бочонками,всякой
негодной домашней утварью; слева от колодца, подле канавы,кудавыливали
помои, увядали поблекшие цветы, убранные с витрины.
Делапошлипревосходно.Кеню,которогоужаснулипредварительные
расходы, теперь проникся чуть ли не почтением кжене,ибоона,какон
выражался, женщина "мозговитая". Через пятьлетусупруговбылооколо
восьмидесятитысячфранков,выгоднопомещенныхвгосударственные
процентные бумаги. Лиза объясняла, чтоонинечестолюбивы,имнезачем
спешить наживаться, - иначе она бы заставила мужа зарабатывать"тысячии
сотни тысяч", уговорив его заняться оптовой торговлей свиньями.Ониведь
еще молоды, у них много времени впереди; к томуженечестнаяработаим
претит, они хотят работать спокойно,неизнуряясебязаботами,каки
положено добрым людям, которым дорога жизнь.
- Да, кстати, - добавляла Лиза в минуты откровенности, - есть у меняв
Париже кузен... Я с ним не встречаюсь, наши семьи не ладят.Онпеременил
фамилию,назвалсяСаккаром,чтобылюдипозабылиокое-какихего
делишках... Так вот, по слухам, кузен этот загребает миллионы. Ну и что ж,
он жизни не видит, портит себе кровь,вечногде-торыщет,вечнозанят
своими адскими махинациями. Быть не может, - ведь правда?-чтобытакой
человек спокойно ел вечером свой обед. Зато мы по крайней мере знаем,что
едим. У нас нет таких неприятностей. Деньги любишь только потому, чтоони
нужны для жизни. А жить хочется хорошо,этокаждомуясно.Ну,аесли
зарабатывать деньги только ради денег, если намучаешься отэтогобольше,
чем получишь потом удовольствия, я, честное слово, лучшеужбудусидеть
сложа руки... Да кроме того, хотелось бы мне хоть одним глазкомпоглядеть
на эти миллионы моего кузена. Не верю я в этакие миллионы. Я его видела на
днях, он ехал в коляске: лицо желтое-прежелтое, а сам насупился. Нетакое
лицо должно быть у человека, который хорошо зарабатывает. Впрочем, это его
дело... По-нашему, лучше уж зарабатывать только сто су, но чтобыэтисто
су шли впрок.
И действительно, супругам все шло впрок.Впервыйжегодпослеих
женитьбы у них родилась девочка. И на всех троих приятно былопосмотреть.
Торговля шла бойко, успешно, не слишком их утомляла, какихотелаЛиза.
Она заботливо устраняла все, что могло быдатьповоддлябеспокойства,
стараясь, чтобы дни за днями катились гладко в этом густом, с запахом сала
воздухе, среди этого тяжеловесного благополучия. То был уголок, где царило
трезвое счастье, уютная кормушка, у которой нагуливали жирмать,отеци
дочка. Один Кеню иной раз грустил, вспоминая о своембедномФлоране.До
1856 года он времяотвремениполучалотнегописьма.Затемписьма
перестали приходить; Кеню прочел в газете, что троезаключенныхпытались
бежать с Чертова острова и утонули, не доплывдоберега.Вполицейской
префектуре ему не могли дать точную справку; должно быть, братегоумер.
Проходили месяцы, и всежеКенюпродолжалнадеяться.Флоран,который
скитался тогда по Голландской Гвиане, остерегался писать, непотерявеще
надежду,чтодоберетсядоФранции.