Это была, по словам
Бодю, "покупкапослучаю",ностаринноекаменноестроениепостоянно
требовало ремонта, и он решил сдавать дом внаем; однако арендной платыне
хватало на покрытие расходов. На это уходили его последние барыши;такова
была единственнаяслабостьэтогодощепетильностичестногочеловека,
упорно державшегося старинных обычаев.
- Ну, - заключилонвнезапно,-надоидругимуступитьместо...
Довольно без толку болтать!
Все семейство словно очнулось от дремы. Газовый рожок шипел, в комнатке
былодушноижарко.Всепоспешноподнялись,тягостнаятишинабыла
нарушена. Только Пепе спал, да так крепко, чтоегоуложилитутже,на
кипах мольтона. Беспрестанно зевавший Жан опять стал у входной двери.
- Словом, поступай как хочешь, - повторил Бодю племяннице. - Мы с тобой
просто поговорили о положении вещей, вотивсе...Втвоиделамыне
вмешиваемся.
Он пристально смотрел на нее, ожидая решительного ответа.Новсеэти
рассказы вызвали в Денизе вместо отвращениятолькоещебольшийвосторг
перед"Дамскимсчастьем".Девушкаказаласьпо-прежнемуспокойнойи
ласковой, но в глубине ее души таилась упрямая воля нормандки. Онатолько
молвила в ответ:
- Посмотрим, дядя, - и заговорила о том, что ей с детьми нужно пораньше
лечь спать, потому что они очень устали.
Однако пробило всего толькошестьчасов,ионарешилапобытьеще
немного в лавке. Наступил вечер. Дениза заметила, что мостовая потемнела и
блестит от мелкого, частого дождя,непрекращавшегосяссамогозахода
солнца. Она удивилась:закакие-нибудьнесколькомгновенийвсяулица
покрылась лужами ипотеклипотокимутнойводы.Пешеходырастаптывали
густую липкую грязь, в сумерках сквозь проливнойдождьвиднелисьтолько
смутныеочертаниязонтиков,которыесталкивались,раздувшись,словно
большие темные крылья. Девушка шагнула было в глубь лавки,съежившисьот
холода, но когда она бросила взгляд на тусклоосвещенноепомещение,еще
более мрачное в этотчас,сердцееесжалось.Сюдапроникаловлажное
дыхание улицы, доносились отголоски жизни старинногоквартала:казалось,
будто вода, струящаяся с зонтов, просачивается до самыхприлавков,будто
лужи и грязь мостовой проникают в нижний этаж ветхого здания и пропитывают
плесенью его стены, и без того уже побелевшие от сырости. Этобылсловно
призрак старого, сырого Парижа. И Дениза дрожала как влихорадке,онаи
ужасаласьидивилась,видяэтотогромныйгородтакимхолодными
некрасивым.
А по другую сторону улицы, в "Дамскомсчастье",загоралисьубегающие
вглубь ряды газовых рожков. И Дениза сделала шаг вперед, вновьувлеченная
и как бы согретая этим пылающим очагом. Машина по инерции все еще работала
и продолжала хрипеть и грохотать, выпуская последние пары,ноприказчики
уже свертывали материи, а кассиры подсчитывали выручку.
Сквозьзапотевшие
стекла все это представало ввидекакого-тохаосаогней,точнонекая
причудливая фабрика. За дождевой завесойзрелищеэтоказалосьдалеким,
призрачным и похожим на гигантскую топку, где нафонебагровогопламени
котлов мелькают черные тени кочегаров. Витрины тонули во мраке: тамможно
было различить теперь только снег кружев, белизну которых оживлялматовый
свет газовых рожков; а в глубине этойчасовнимощновздымалисьготовые
наряды,ичудесноебархатноеманто,отделанноесеребристойлисицей,
казалось силуэтом великолепной безголовой женщины, котораяподпроливным
дождем, в таинственных парижских сумерках спешит на бал.
Зачарованная, Дениза подошла к самой двери, не замечая, чтонаплатье
ее попадают брызги дождя. В этот ночной час "Дамское счастье", сверкавшее,
как раскаленный горн, окончательно покорилодевушку.Вбольшомгороде,
почерневшем и притихшем под дождем, в этом неведомом ей Париже оно горело,
как маяк, оно казалось ей единственным светочем и средоточиемжизни.Она
замечталась о будущем,ослужбевэтоммагазине.Ейпридетсямного
работать, чтобы вырастить детей, но будет в ее жизни и нечто другое, - она
еще не знала, что именно, - что-то еще далекое, но она уже трепетала иот
страха перед ним, и от желания,чтобыонопоскореесвершилось.Денизе
вспомнилась женщина, умершая во время закладки здания. Ейсталострашно:
огни показались ей кровавыми, но мгновение спустя белизна кружев успокоила
ее, надежда и радостная уверенность завладели ее сердцем; атемвременем
дождевая пыль обдавала холодом ее руки и умеряла лихорадочное возбуждение,
вызванное переездом в столицу.
- Это Бурра, - сказал чей-то голос за ее спиной.
Наклонившись, она увидела, что Бурра неподвижно стоит наулице,перед
витриной, где она утром заметила целое сооружениеиззонтовитростей.
Старикстоялвтени,поглощенныйсозерцаниемпобедоноснойвыставки
"Дамского счастья"; лицо его былоскорбно;ондаженезамечалдождя,
который хлестал его непокрытую голову и струйками сбегал с седых волос.
- Какой дурак, - заметил голос, - ведь он простудится.
Дениза обернулась и увидела, что все семейство Бодю снова стоитзаее
спиной. Как и Бурра, которого они считали дураком, они то и делоневольно
возвращались к созерцанию этого зрелища, раздиравшего им сердце. Этобыло
какое-то самоистязание. Женевьева сильно побледнела:онаубедилась,что
Коломбан любуется тенями продавщиц, мелькающимивокнахвторогоэтажа;
Бодю старался подавить в себе вновь вспыхнувшую злобу, аглазаегожены
наполнились безмолвными слезами.
- Так, значит, завтра ты туда отправишься? - спросил наконецсуконщик:
его мучила неуверенность; он чувствовал, что племянница, как и все другие,
покорена.
Она замялась, потом кротко сказала:
- Да, дядя, если только это вас не очень огорчит.
2
На следующий день в половиневосьмогоДенизастоялаперед"Дамским
счастьем". Она решила сначала явиться туда, а потом ужпроводитьЖанак
его хозяину, который жил далеко, в верхней частипредместьяТампль.