.. Ты знаешь, кем я стал?
- Да, - сказал Валаньоск, - мне говорили, что ты пошел покоммерческой
части. Ведь это тебе принадлежит большоймагазиннаплощадиГайон,не
правда ли?
- Да... Я, старина, стал аршинником!
Муре поднял голову и снова хлопнулприятеляпоколенке,повторяяс
солидной веселостью человека, который ничуть не стыдится обогатившегоего
ремесла:
- Аршинником в полном смысле слова!.. Ты ведьпомнишь,мненикакне
удавалось постичь _их_ тонкостей, хотя в глубине души я отнюдьнесчитал
себя глупее других. Я сдал экзамен на бакалавра, только чтобы неогорчать
родных, но, раз уж я его сдал, я вполне мог бы стать адвокатом или врачом,
как другие. Однако эти профессии пугали меня: слишком ужмногиеизтех,
кто пошел по этому пути, подыхают с голоду... Вот я наплевал надиплом-
о, без всяких сожалений! - и с головою окунулся в коммерцию.
Валаньоск смущенно улыбался: помолчав немного, он сказал:
- Конечно, для продажи полотна диплом бакалавра тебе не очень-то нужен.
- Право, - весело отвечалМуре,-единственное,чтояотдиплома
требую, это чтобы он не стеснял меня... А знаешь,когдаимеешьглупость
связать себя по рукам и ногам, выпутаться бывает совсем нелегко.Воти
ползешь в жизни черепашьим шагом, в товремякакдругие,укогоноги
свободны, мчатся во всю прыть.
Но, заметив, что собеседник слегка нахмурился. Муре взял его за рукуи
продолжал:
- Я не хотел бы тебя огорчать, но признайся, что все твои дипломы нев
состоянии удовлетворить ни одной из твоих потребностей. А знаешь,уменя
заведующий отделом шелков получит за текущий год большедвенадцатитысяч
франков. Конечно, у этого малого прекрасная голова, но все его образование
состоитвуменииписатьдавзнаниичетырехправиларифметики...
Обыкновенные продавцы зарабатывают у меня по три-четыретысячи,тоесть
больше твоего, а они ведь не тратились на образование и не были выпущены в
жизнь с писаной гарантией успеха... Конечно, зарабатывать деньги - это еще
не все.Однако,есливыбиратьмеждубеднягами,которымипереполнены
свободные профессии, не обеспечивающие им даже куска хлеба, ипрактичными
юношами, вооруженными для жизниотличнымзнаниемсвоегоремеслая,-
честное слово! - не колеблясь, отдаю предпочтение последним. Такие ребята,
по-моему, отлично понимают дух своего времени!
Голос его зазвучал громче: Анриетта, разливавшая чай, повернулась вих
сторону. Увидев ее улыбку и заметив,чтодведругиедамынастороженно
прислушиваются. Муре первый же и пошутил над своим красноречием:
- Словом, дружище, в наши днивсякийначинающийаршинник-будущий
миллионер.
Валаньоск безвольно откинулся на кушетке. Он устало прикрыл глаза, всем
своим видом выказываяпрезрение.Кдействительнойеговялоститеперь
примешивалась и доля притворства.
- Ну, жизнь не стоит такого труда, - проговорил он. - Ничего хорошего в
ней нет.
Возмущенный Муре с удивлением посмотрел на него; Валаньоск прибавил:
- Сколько ни старайся, все равно ничего не добьешься.
Лучшеужпросто
сидеть сложа руки.
И он заговорил о своем пессимизме, о буднях и невзгодахсуществования.
Одновремяонмечталстатьлитератором,нознакомствоспоэтами
разочаровало его. Он пришел к выводу, что все человеческие усилия обречены
на неудачу, что жизнь пустаибессмысленна,алюдивконечномсчете
безнадежноглупы.Радостейнет,дажедурныепоступкинедоставляют
удовольствия.
- Скажи-ка, а тебе разве весело живется? - в заключение спросил он.
Муре остолбенел от негодования.
- Как это - "весело ли"? - воскликнул он. - Что этотыговоришь?Так
вот-до чего ты дошел, старина! Конечно, мне весело, даже когда всекругом
трещит, потому что тогда я прихожу в неистовство. Я остро чувствую,яне
могу спокойно относиться к жизни; быть может, поэтому мне и интересно.
Бросив взгляд в сторону гостиной, он понизил голос.
- Сознаюсь, - сказал он, - есть женщины, которые надоели мне до смерти.
Но уж если мне взбредет на ум добраться до какой-нибудь, я,чертвозьми,
держу ее крепко! И, уверяю тебя, не промахнусь инискемделитьсяне
стану... Впрочем, дело не в женщинах; мне на них в конце концов наплевать.
Главное, видишь ли, это желать, действовать - словом, созидать...Утебя
возникает идея, ты борешься за нее,вколачиваешьеелюдямвголовуи
видишь, как она разрастается и торжествует... Да, старина,вотэтоменя
забавляет!
В его словах звучала жизнерадостность, неутолимаяжаждадеятельности.
Он снова назвал себя сыном своего времени.Поистиненадобытькалекой,
гнилушкой, надо иметь дырявую голову, чтобы отказываться от работы внаше
время, когда предоставляется поле для широчайшей деятельности, когдавесь
мирустремленкбудущему.Ионподнялнасмехвсехотчаявшихся,
пресытившихся, всех нытиков, всех заболевших отдостиженийнауки,всех,
кто на грандиозной современной стройке принимает хнычущийвидпоэтаили
жеманную позу скептика. Какое восхитительное, уместное и разумноезанятие
- зевать от скуки, когда другие заняты творческим трудом!
- Зевать, глядя на других, - мое единственное удовольствие,-заметил
Валаньоск, холодно улыбаясь.
Возбуждение Муре вдруг остыло. Он снова заговорил ласково:
- Ах, старина Поль, ты все тот же, по-прежнему полонпарадоксов...Но
не для того ведь мы встретились, чтобы ссориться.Ксчастью,укаждого
свой взгляд на вещи. А все-таки нужно будет показатьтебемоюмашинув
действии: ты убедишься, что это вовсе не так глупо... Однако расскажи-ка о
себе. Твоя мать и сестры, надеюсь, здоровы? В прошлом годумнеговорили,
что ты собираешься жениться, что невеста в Плассане.
УловивпорывистоедвижениеВаланьоска,Муреосекся.Валаньоск
беспокойно посмотрел в сторонугостиной,иМуре,бросивтудавзгляд,
заметил, что мадемуазель де Бов не спускает с них глаз. Высокая и крупная,
Бланш была похожа на мать, но черты лица еебылигрубееиужезаплыли
нездоровым жирком.