- Женщина у меня в руках, а до прочего мне нет дела! - воскликнулМуре
с грубоватой откровенностью, исторгнутой воодушевлением.
Этот возглас, казалось, поколебал барона Гартмана. В его улыбке ужене
было прежнейиронии,онвсматривалсявмолодогочеловека,заражаясь
мало-помалу его верой, начиная чувствовать к нему симпатию.
- Шш! - прошептал он отечески. - Они могут услышать!
Но дамы говорили теперь все сразу и были так увлечены, чтонеслушали
даже друг друга. Г-жа деБоввсеещеописывалавиденныйеювечерний
туалет:туникаизлиловато-розовогошелка,ананей-воланыиз
алансонских кружев, скрепленные бантами; корсаж с очень низким вырезом,а
на плечах опять-таки кружевные банты.
- Вы увидите, - говорилаона,-язаказаласебетакойкорсажиз
атласа...
- А мне, - прервала г-жаБурделе,-захотелосьбархата.Егоможно
купить по случаю.
Госпожа Марти спрашивала:
- А шелк почем? Почем теперь шелк?
Тутвсесновазаговорилиразом.Г-жаГибаль,Анриетта,Бланш
отмеривали,отрезали,кроилиполнымходом.Этобылкакой-топогром
материй, настоящее разграбление магазинов; жажданарядовпревращаласьв
зависть, в мечту; находиться среди тряпок, зарываться в них с головою было
дляэтихдамтакженасущнонеобходимо,каквоздухнеобходимдля
существования.
Муребросилвзглядвгостинуюивзавершениесвоихтеорийоб
организации крупной современной торговли шепнул барону Гартманунесколько
фраз на ухо, словно признаваясь ему в любви, какиногдаслучаетсямежду
мужчинами. После всех фактов, которые он уже привел, появилась, венчая их,
теория эксплуатации женщины. Все устремлялось к этойцели:беспрестанный
оборот капитала, система сосредоточения товаров,дешевизна,привлекающая
женщину, цены без запроса, внушающиепокупателямдоверие.Именноиз-за
женщины состязаются магазины,именноженщинустараютсяонипойматьв
расставленную для нее западню базаров, предварительно вскруживейголову
выставками.Магазиныпробуждаютвнейжаждуновыхнаслаждений,они
представляют собой великиесоблазны,которымонанеизбежноподдается,
приобретаясначалакакхорошаяхозяйка,затемуступаякокетствуи,
наконец, вовсе очертя голову, поддавшись искушению.Значительнорасширяя
продажу, делая роскошь общедоступной, эти магазины превращаются вужасный
стимул расходов, опустошаютхозяйства,работаютзаодноснеистовством
моды, все более и более разорительной. И если для них женщина -королева,
которую окружают вниманием и раболепством, слабостям которой потакают,то
онацаритздесь,кактавлюбленнаякоролева,котороюторговалиее
подданные икотораярасплачиваласькаплейкровизакаждуюизсвоих
прихотей.
У Муре, при всейеголощенойлюбезности,прорываласьиногда
грубость торгаша-еврея, продающего женщинузазолото:онвоздвигалей
храм, обслуживал ее целым легионом продавцов,создавалновыйкульт;он
думал только о ней и без устали искал и изобретал все новые обольщения; но
затем, опустошив ее карманы, измотав ее нервы, он за ее спинойпроникался
к ней затаенным мужским презрением - как мужчина, которомуженщинаимела
глупость отдаться.
- Обеспечьте себя женщинами, и выпродадитевесьмир!-шепнулон
барону с задорным смешком.
Теперьбаронувсесталоясно.Достаточнобылонесколькихфраз,
остальное он угадал. Эта изящная эксплуатация женщины возбуждала его,она
оживила в нем былого прожигателя жизни. Он подмигивал с понимающимвидом,
приходя в восторг от изобретателя новой системыпожиранияженщин.Ловко
придумано! И всеже,какиБурдонкль,онсказал-сказалто,что
подсказывала ему стариковская опытность:
- А знаете, они ведь свое наверстают.
Но Муре презрительно пожал плечами. Все они принадлежатему,всеони
его собственность; онженепринадлежитниодной.Добившисьотних
богатства и наслаждений, он вышвыривает их на помойку - и пустьподбирают
их те, комуониещемогутпонадобиться.Этобыловполнеосознанное
презрение, свойственное южанину и дельцу.
- Итак, сударь, - спросил он в заключение,-хотитебытьзаодносо
мной? Считаете ли вы возможным сделку с земельными участками?
Барон был почти побежден,однакоколебалсявзятьнасебяподобное
обязательство. При всем восхищении, которое понемногу овладевало им, онв
глубине души не переставал сомневаться. Он уже собиралсядатьуклончивый
ответ, как вдруг дамы стали настойчиво звать к себе Муре, иэтовыручило
барона из затруднения. Сквозь легкий смешок послышались голоса:
- Господин Муре, господин Муре!
А так как Муре, досадуя, что его прерывают, делал вид, будто не слышит,
г-жа де Бов поднялась и подошла к двери:
- К вам взывают, господин Муре... Не очень-то любезно свашейстороны
уединяться по углам для деловых разговоров.
Тогда он покорился и притом с такой готовностью и восхищением, чтоэто
изумило барона. Они встали и прошли в большую гостиную.
- Сударыни, я всегда к вашим услугам, - сказал Муре, улыбаясь.
Он был встречен радостными восклицаниями. Ему пришлось подойти кдамам
- они давали ему место в своем кружке. Солнце зашло за деревья сада,день
угасал, прозрачные тени мало-помалу наполняли обширнуюкомнату.Этобыл
тот разнеживающий час сумерек, те минуты тихой неги, которыенаступаютв
парижской квартире,когдауличныйсветумирает,аслугиещетолько
начинают зажигать лампы. Господа де Бов и Валаньоск все еще стояли у окна,
и их силуэты ложились на ковер расплывчатыми тенями;г-нМарта,скромно
вошедший несколько минут тому назад, неподвижно застыл в последнихбликах
света, проникавшего через другое окно. Всем бросился вглазаегожалкий
профиль, узкий, но опрятный сюртук, его лицо, побледневшее отнепрерывных
занятий с учениками и вконец расстроенное разговором дам о туалетах.