С Ист Ривер дул довольно свежий бриз, но не такой пронизывающий, как я ожидал, так что я даже позволил себе роскошь
расстегнуть пуговицы пальто. Не подумайте, что я вырядился по случаю пасхи, вовсе нет – я просто оделся поудобнее и повесил на шею «центрекс»,
который болтался наготове на длинном ремешке.
Свернув на Пятую авеню, я без помех протопал по ней пять кварталов, однако перед библиотекой столпилось уже изрядное количество ранних пташек, и
мне пришлось немного поработать локтями. Чем дальше, тем гуще становились скопища народа, так что я невольно порадовался, что вышел не впритирку
со временем, – ведь мы с Мурлыкой уговорились встретиться перед Св. Томасом в половине первого.
Хотя я знаю, как его зовут по настоящему и где он живет, для вас он останется Мурлыкой. Большего он и не заслужил. Мы совершили ошибку, посулив
ему две сотни – одну вперед, вторую – по выполнении, поскольку его красная цена – пара двадцаток, а от слишком большой суммы у него могут
затрястись руки, но, увы, – я должен был подчиниться распоряжению. Я тщательно растолковал Мурлыке задание, показал фотоснимки Милларда Байноу и
его жены и даже познакомил его с вандой, вручив ему экземпляр – конечно, не «розовый фламинго» – из коллекции Вулфа. Ведь наверняка в этом
людском потоке отыщется несколько дюжин женщин с орхидеями в петлицах. Если и не с вандами, то уж, по крайней мере, с каттлеями, лейлиями или
калантами. Ну и вдобавок, чтобы Мурлыка не промахнулся, я должен был подать ему условный сигнал.
К тому времени, как я добрался до Св. Патрика, что на пересечении Пятой авеню с Пятидесятой улицей, откуда мне оставалось проталкиваться всего
три квартала до Св. Томаса, уже не только тротуары, но и вся проезжая часть была совершенно запружена разодетыми двуногими – удивительно, но
некоторые из них выглядели довольными и даже счастливыми. Будь у меня в запасе капелька времени, я бы непременно остановился, чтобы поглазеть на
ротики, вымазанные самыми невообразимыми помадами, дурацкие шляпы и кричащие галстуки, но за неимением времени я продолжал протискиваться
вперед, извиваясь, как червяк. Протолкавшись к краю тротуара напротив Св. Томаса, я уже начал подумывать, не прийти ли мне сюда самому
добровольно на следующую Пасху, если удастся раздобыть рыцарские доспехи по сходной цене. В противном случае полюбоваться на столь любопытное
зрелище мне не дадут – едва свернув на Пятьдесят вторую улицу, я удостоился мощнейшего тычка под ребра от шестифутовой амазонки в лиловом
костюме.
Я вытянул собственные шесть футов, приподнявшись на цыпочках, и заприметил Мурлыку, который спасался от людского потока, угнездившись в нише
сбоку от церковных врат. Росточка он был небольшого – до шести футов не дотянул дюймов пять, – но того, что я увидел, оказалось достаточно,
чтобы понять: полученная им в качестве аванса сотня ухнула к коту под хвост. Мурлыка красовался в новом пальто из серого твида и роскошной серой
шляпе с лихо заломленными полями. Воистину не угасает дух подлинных ценителей пасхальных парадов, подумал я, и, перехватив взгляд Мурлыки,
приветственно растянул губы. Проталкиваться к нему мне было ни к чему – Мурлыка получил замечательный инструктаж.
Я огляделся по сторонам в поисках тактически выгодной позиции, откуда мог без помех щелкать выходящий из церкви люд. Обнаружилась таковая в двух
шагах от меня – на самом краю тротуара торчал деревянный ящик высотой дюймов в шестнадцать. Как раз то, что мне требовалось. Беда только в том,
что он был уже занят. На него взгромоздилась молодая женщина, одетая в светло коричневое шерстяное пальто с пояском и следящая за толпой в
видоискатель фотоаппарата.
Как раз то, что мне требовалось. Беда только в том,
что он был уже занят. На него взгромоздилась молодая женщина, одетая в светло коричневое шерстяное пальто с пояском и следящая за толпой в
видоискатель фотоаппарата. Я легонько воткнул мизинец в ее локоть и, в ответ на недоуменный взгляд, лучезарно улыбнулся, вложив в улыбку все
свое радушие. Впрочем, особо напрягаться мне не пришлось – женщина оказалась прехорошенькая.
– Скажите, – обратился к ней я, – вам приходилось прежде стоять на одном ящике вместе с пэром королевских кровей?
– Конечно, – заявила она. – Тысячу раз. Не мешайте мне, я занята.
И вернулась к своему занятию.
Я возвысил голос:
– Но вы никогда не стояли на ящике бок о бок с принцем крови – и это ваша единственная возможность. Моя бабушка, вдовствующая королева, сейчас
соизволит лично выйти из церкви, и я должен запечатлеть сей бессмертный миг. Не беспокойтесь, я встану на самый краешек и постараюсь не дрыгать
конечностями.
Она посмотрела на меня сверху вниз.
– Мне, право, больно вам отказать, ваше высочество, но это не мой ящик. Мне одолжил его шеф и он…
– Эй, Арчи Гудвин!
Голос донесся сзади, так что мне пришлось обернуться. В двух шагах дальше по тротуару я увидел еще один деревянный ящик, а за ним еще один.
Ящики облюбовали какие то типы с фотоаппаратами, причем один из них, который смотрел на меня и глупо ухмылялся, стоял между ящиками, опираясь
правой ногой на один из них, а левой – на другой.
Он раскрыл пасть и проквакал:
– Вы меня не помните.
– Отчего же – как раз помню. «Газетт». Джо. Джо Меррик… нет, секундочку… Херрик! Джо Херрик. Это вы столь любезно одолжили ящик этой даме?
– Конечно. Разве можно такой отказать? Вы посмотрите на нее!
– Уже имел удовольствие. Вы не возражаете, если я составлю ей компанию?
– Это ей решать. Я, конечно, предпочел бы сам составить ей компанию, но вы меня опередили. А что вы тут делаете? Где трупы?
– Никаких трупов. Я просто тренируюсь, чтобы не выйти из формы.
Я повернулся к моей сопернице, чтобы сообщить о том, что с шефом удалось договориться, но в эту секунду все, как по команде, вскинули
фотоаппараты к глазам, нацелившись на выход из церкви, в котором показались первые люди. Служба закончилась. Я оперся левой ногой о край ящика
строптивой красавицы, оттолкнулся от асфальта и со свойственной мне ловкостью поставил правую ногу на край соседнего ящика, раскинув конечности
словно распластанный цыпленок. Пусть не самая удобная и изящная поза, но зато все видно и головы зевак не мешают. Я метнул взгляд в сторону и
удостоверился, что Мурлыка уже выбрался из ниши и пробился в передние ряды зрителей, толпящихся перед Св. Томасом.
Вот они, голубчики, все, как на подбор, на любые вкусы. Мужчины в праздничных тройках, визитках и костюмах свободного кроя, в цилиндрах и
шляпах, больше половины – без пальто; женщины разодеты, как на балу: роскошные меха, украшения, платья, жакеты, манто, накидки, всевозможные
шляпки. Я щелкнул какую то парочку, чтобы разогреть фотокамеру и в следующий миг уже решил было, что засек свою цель. Однако я обознался: и
мужчина был вовсе не Миллард Байноу, да и в петлице у женщины при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не ванда, а фаленопсис. И вдруг я
увидел ее! Сомнений нет – она приближалась ко мне, сопровождаемая по бокам двумя мужчинами, один из которых – по правую руку – был Миллард
Байноу. Ее манто – не то соболь, не то длинношерстный хомячок или нечто в таком роде – было распахнуто, а слева на груди красовался ярко розовый
побег длиной дюймов в десять.