Но Клара не унималась.
– Я не то имела в виду, – сказала она язвительно. – Не стройте из себя такого обидчивого. Я имела в виду, что соврала отцу. Все, что я наплела
ему о своих отношениях с Альберто, было неправдой. Я просто хвасталась, потому что… впрочем, почему – не имеет значения. Но все, что он узнал от
меня, было неправдой, и я так и сказала ему в тот вечер!
– В какой вечер?
– Когда мы вернулись домой с театральной вечеринки после «Риголетто». Именно там, прямо на сцене, отец и ударил Альберто. Когда мы пришли домой,
я призналась, что все, что наговорила ему о нас с Альберто, было неправдой.
– Так в какой же раз вы лгали; в первый или во второй!
– Не отвечайте на этот вопрос, дорогуша, – вставил судья Арнольд адвокатским тоном. – Разве он имеет отношение к делу? Мы с удовольствием
предоставим вам факты, мистер Вулф, но только по существу проблемы. Что сказала мисс Джеймс отцу – вопрос непринципиальный.
Вулф помотал головой.
– Ну уж нет. – Его взгляд обежал собравшихся. – Вероятно, я недостаточно ясно выразился. Миссис Майон хочет, чтобы я решил, справедливо ли ее
требование не столько с правовой точки зрения, сколько с моральной. Если окажется, что нападение мистера Джеймса на мистера Майона было морально
оправдано, это в корне изменит ситуацию. – Вулф посмотрел на Клару. – Относился мой вопрос к делу или нет, мисс Джеймс, я признаю, что он был
нескромным и потому подталкивал вас на ложь. Я снимаю его. Попытайтесь вместо этого ответить на другой. До упомянутой театральной вечеринки
давали ли вы своему отцу понять, что мистер Майон совращал вас?
– Право… – Клара рассмеялась довольно приятным журчащим сопрано. – Какое милое старомодное слово! Да, давала. Но это была неправда!
– Но вы все принимали за чистую монету, мистер Джеймс?
Джиффорд Джеймс с трудом удерживал себя в руках, но выслушивать подобные вопросы о чести своей дочери от совершенно незнакомого человека было,
признаться и впрямь непросто. Но с другой стороны, тема для присутствующих была не нова, и Вулф спрашивал строго по существу.
– Да, я верил тому, что мне говорила моя дочь, – Джеймс постарался произнести это спокойно и с достоинством.
Вулф кивнул.
– Что ж, тогда, пожалуй, закроем данную тему, – сказал он с облегчением. – Я рад, что мы с ней покончили. – Его взгляд переместился. – А теперь,
мистер Гроув, расскажите, пожалуйста, о встрече, которая состоялась в студии мистера Майона за несколько часов до его смерти.
Руперт Толстый склонил голову на бок и поймал умными глазками взгляд Вулфа.
– На ней предполагалось обсудить, – произнес он своим высоким тенором, – те требования о компенсации ущерба, которые выдвинул Майон.
– И вы на ней присутствовали?
– Естественно. Ведь я был консультантом и импресарио Майона. Пришли также мисс Босли, доктор Ллойд, мистер Джеймс и судья Арнольд.
– Кто организовал встречу? Вы?
– В некотором смысле. Предложение высказал Арнольд, а я переговорил с Майоном, позвонил доктору Ллойду и мисс Босли.
– И на чем порешили?
– Ни на чем. То есть ни на чем конкретном. Спор возник из за размеров ущерба и того, когда Майон сможет снова петь.
– Какую позицию занимали вы?
Гроув прищурил глаза.
– Разве я не сказал, что был импресарио Майона!
– Конечно. Я имел в виду, какую вы занимали позицию по вопросу о выплате компенсации?
– Я считал, что выплата пятидесяти тысяч долларов должна быть произведена немедленно.
Даже если бы голос Майона скоро восстановился, он уже
потерял столько и даже больше. Сорвались его гастроли в Южной Америке, он не смог сделать множество записей по контрактам, потом еще отклонил
предложение с радио…
– Но пятьюдесятью тысячами тут и не пахнет! – агрессивно влез судья Арнольд. Глотка, несмотря на маленький рост, у него была отменная. – Я
сделал расчеты…
– К черту ваши расчеты! Этак любой может…
– Я попросил бы! – Вулф постучал по столу костяшками пальцев. – А какую позицию занимал мистер Майон?
– Ту же, что и я, разумеется. – Отвечая Вулфу, Гроув сердито посмотрел на Арнольда. – Перед встречей мы выработали единое мнение.
– Понимаю. – Вулф повернул голову чуть влево. – А что думали вы по этому поводу, мистер Джеймс?
– Вероятно, лучше за клиента буду говорить я, – вмешался Арнольд. – Вы не против, Джиф?
– Нисколько, – произнес баритон.
И Арнольд принялся молоть языком, заняв большую часть одного из трех часов. Я не понимал, почему Вулф не оборвет его, и, наконец, решил, что он
позволил Арнольду так долго сотрясать воздух бессвязным набором слов лишь для того, чтобы в очередной раз убедиться в правильности собственного
устоявшегося мнения об адвокатах. Арнольд коснулся всего. Он говорил о правонарушениях, постоянно ссылаясь на примеры из последних двух столетий
и делая особый упор на психическое состояние преступника. Другой темой его нескончаемой речи были непосредственные причины противозаконных
деяний, но обе эти линии так переплетались и петляли, что я потерял логическую нить и сдался.
Однако временами в его тарабарщине появлялся смысл. Так, он сказал: «Идея немедленной выплаты денег была совершенно неприемлемой. Разве можно
ожидать, что человек, даже если он сознает свою вину, станет платить, не зная, какой окажется общая сумма компенсации, и еще до того, как
оговорена методика подсчета ущерба?»
В другой раз он сказал: «Требование такой большой суммы, по сути, может быть охарактеризовано как шантаж. Майон знал, что если дело дойдет до
суда и будет доказано, что действия моего клиента мотивировались тем фактом, что его дочь была обесчещена, то присяжные вряд ли поддержат идею
компенсации ущерба. Но он также знал, что мы не хотели бы прибегать к такому способу защиты».
– Не фактом, – возразил Вулф, – а только лишь верой. Его дочь призналась, что сказала неправду.
– Мы могли бы доказать, что факт имел место, – настаивал Арнольд.
Я посмотрел на Клару, приподняв брови. В отношении последовательности лжи и правды в ее словах возникало решительное противоречие, но либо она и
ее отец не понимали значимости этого, либо просто не хотели вновь затевать оставленный спор.
В третьем месте Арнольд сказал: «Даже если бы мой клиент совершил что то противозаконное, и был бы повод взыскать с него за ущерб, о сумме речь
могла зайти не раньше, чем удались бы определить размер этого ущерба. Мы, без всякой предвзятости, для полного урегулирования вопроса и отказа
противной стороны от дальнейших претензий, предложили двадцать тысяч долларов. Они это отвергли. Они требовали немедленной оплаты предъявленного
счета. В конце концов удалось сойтись на одном: нужно сперва договориться об общей сумме ущерба. Именно для этого там присутствовал доктор
Ллойд. Его спросили, какой он может дать прогноз, и он ответил, что… впрочем, зачем мне пересказывать? Он здесь и может сам дать объяснения.
Вулф кивнул.
– Пожалуйста, доктор.
Я подумал: боже мой, опять все сначала, только с другим экспертом! Но Ллойд пощадил нас.