Соперники Геринга метили в Дильса потому, что его уход означал бы существенную потерю для министра-президента. Но пока что, лавируя, Дильс противостоял этим попыткам устранить его с ловкостью прожженного дворцового интригана.
Настал, однако, день, когда один из врагов Дильса нашел у него уязвимое место. Была развернута лицемерная кампания протестов против жестокости гестапо, и президенту Гинденбургу было вручено соответствующее досье, которое ему передали представители немецкого генералитета, пользовавшиеся его доверием. Составлено оно было Фриком, который все еще не мог забыть методы, использованные Герингом для выводу гестапо из-под его контроля. Однако демарш не дал никакого результата. Геринг разъяснил, что речь здесь шла об отдельных случаях, имевших место вследствие непомерного усердия нижних чинов. Он даже пошел на создание специальным декретом комиссии, которой вменялось в обязанность подготовить реорганизацию гестапо и наказать виновных. Само собой разумеется, что эта комиссия так никогда и не собралась. Впрочем, чтобы успокоить маршала, Геринг был вынужден пожертвовать Дильсом, который был смещен со своего поста в сентябре 1933 года. Однако последовавшее в тот же день назначение его на должность заместителя начальника берлинской полиции вполне компенсировало ему эту потерю. Зная нравы учреждения, одним из создателей которого он являлся, Дильс, не колеблясь ни минуты, пренебрег новым назначением и эмигрировал в Чехословакию. Он считал, что безопасней для него будет наблюдать дальнейшее развитие событий из Богемии. Даже Австрия, уже напичканная нацистами, показалась ему недостаточно надежной.
Геринг не мог не почувствовать нанесенного ему удара: отставка Дильса стала победой его врагов. И он нашел способ парировать этот удар.
На освободившееся место Геринг назначил проверенного члена нацистской партии, представителя ее старой гвардии, которого никто не мог заподозрить в чем-либо, порочащем звание члена партии. Это был Поль Хинклер, близкий друг Вильгельма Кубе, бывшего председателя нацистской фракции в ландтаге Пруссии, обер-президента Бранденбурга.
Хинклер приступил к исполнению своих обязанностей. Однако Геринг знал, хоть и виду не подавал, что Хинклер законченный алкоголик и по сравнению с достигнутым им в этой области уровнем запои Дильса могли показаться детской забавой. К тому же в прошлом Хинклер был судим за соучастие в убийстве, хотя суду и не удалось установить меру его ответственности. В сущности, это был умственно неполноценный человек, и к тому же алкоголик.
Скрывшись в сельской глуши, Дильс не переставал внимательно наблюдать за событиями. Судебный процесс о поджоге рейхстага начался 21 сентября, примерно за неделю до бегства Дильса, и, поскольку он руководил расследованием и знал все его тайные стороны, ему было ясно, что дело приобретет скандальный оборот. За границей начавшийся суд привлек всеобщее внимание, немцы-эмигранты всячески стремились пролить свет на эти события, и в подобной обстановке Дильс дал знать в Берлин, что он мог бы вернуться, если его возвращение будет оценено по достоинству.
Тем временем Хинклер в Берлине делал глупость за глупостью, так что к концу октября, меньше чем через месяц после вступления в должность, его пришлось спешно увольнять. Получив срочный вызов, Дильс согласился вернуться на свой пост. Сразу же по возвращении он приказал выдать ордер на арест Хинклера. Когда Хинклер ранним утром увидел у своих дверей вчерашних коллег из гестапо, он, не медля ни минуты, выпрыгнул в окно в пижаме и оказался в садах Тиргартена. Откуда полицейский патруль доставил его в участок, где он смог связаться со своим другом Кубе, примчавшимся выручать Хинклера из беды.
Эта акция подействовала как предостережение, и Дильс вернулся к своим обязанностям и к прежним методам. В свою очередь Геринг хорошо понял, в кого метили противники Дильса, и решил принять превентивные меры. 30 ноября 1933 года, используя свои полномочия министра-председателя правительства Пруссии, он издал поистине "революционный" указ, которым политическая полиция, гестапо, объявлялась полностью независимой от министерства внутренних дел. В силу этого документа гестапо подчинялось одному лишь Герингу. С правовой точки зрения подобное выделение политической полиции в самостоятельную организацию представляло собой чудовищную юридическую несуразность. Но для нацистов пренебрежение к юридическим нормам было делом совершенно обычным.
В тот же день Геринг выдал ордер на арест некоторых членов той самой комиссии, которой после ухода Дильса было поручено реорганизовать гестапо и которая так и не собралась ни одного раза. Эти ордера не нашли себе практического применения, но цели своей достигли: они послужили предупреждением для всех, кто захотел бы поближе взглянуть на то, что происходит в недрах неприкосновенного гестапо.
В начале 1934 года пресса Херста опубликовала в Соединенных Штатах статью Геринга, где он писал: "Мы лишаем защиты закона врагов народа... Мы, национал-социалисты, сознательно отказываемся от фальшивой мягкости и ложного гуманизма... Мы не признаем лживых выдумок адвокатов, ни их китайской грамоты и юридических тонкостей".
Действительно, никогда нацисты не считались с "адвокатской китайской грамотой". Один лишь раз они попытались использовать в целях пропаганды большой публичный, тщательно отрепетированный ими судебный процесс, но и эта попытка обернулась для них крахом.
21 сентября 1933 года в Верховном суде "третьего рейха", заседавшем во Дворце юстиции Лейпцига, начался второй акт той драмы, которая в феврале потрясла Германию и весь мир. Семь месяцев прошло с того дня, когда наполовину обрушился купол рейхстага, объятый пламенем, и свободная либеральная Германия рухнула вместе с ним во все пожирающий огонь нацистских пожарищ. В эти дни новые хозяева рейха пытались оправдать себя в глазах международного общественного мнения, поскольку после пожара рейхстага никто в мире не верил в сказки о причастности к нему коммунистов. А эта нацистская версия уже позволила к тому времени начать жестокие репрессии и подавить оппозицию, без чего национал-социалисты, еще не вполне окрепшие, не смогли бы удержать власть в своих руках;
Судья Бюнгер, поседевший в служении Фемиде, в окружении четырех заседателей в красных мантиях в ходе пятидесяти четырех судебных заседаний прилагал все мыслимые усилия, чтобы придать хотя бы минимальную пристойность развернувшимся судебным прениям, которые то и дело выходили из-под его контроля.
На скамье подсудимых расположились пятеро обвиняемых, которых, как это было очевидно, свело здесь лишь случайное стечение обстоятельств, использованное организаторами процесса. Первым был полусумасшедший голландец ван дер Люббе, арестованный в горящем рейхстаге и который, вне всякого сомнения, был одним из поджигателей. Рядом с ним находился Торглер, бывший руководитель группы коммунистов-депутатов рейхстага, один из наиболее известных ораторов германской компартии, уступавший по популярности лишь ее руководителю Эрнсту Тельману. Он по собственному почину явился в полицию на следующий день после пожара рейхстага, чтобы изложить свою точку зрения на события, и был тут же арестован.