То была красивая девушкадвадцатисемилет,счуднымиглазами,с
правильно очерченным носом, с удивительно правильными губами. Онастоялас
поднятой головой не потому, что она хотела высокомернооглядетьтолпу:ее
руки былисвязанысзади,ионавынужденабылаподнятьголову.Дождь
перестал, но так как она была под дождем три четверти дороги, то водатекла
с нее, и мокроешерстяноеплатьеобрисовывалоочаровательныйконтурее
тела, она как бы вышла из ванны.Краснаярубашка,которуюнаделнанее
палач,придавалаейстранныйвидиособоевеликолепиеэтойгордой,
энергичной голове. Когда она подъехала кплощади,дождьперестал,илуч
солнца, прорвавшись среди двух облаков, светился в ее волосах, как ореол.
Клянусьвам,что,хотяэтадевушкабылаубийцейисовершила
преступление, хотя бы и ради человечества, и хотя я ненавидел этоубийство,
я не мог бы тогда сказать, был ли то апофеоз или казнь. Онапобледнелапри
видеэшафота,бледностьособеннооттенялась,благодаряэтойкрасной
рубашке, которая доходила до шеи, но она тотчас же овладела собой икончила
тем, что повернулась к эшафоту и смотрела на него, улыбаясь.
Тележкаостановилась.Шарлоттасоскочила,недопустив,чтобыей
помогли сойти,потомонаподняласьпоступенямэшафота,скользкимот
выпавшего дождя. Она поднималась так скоро,кактолькоэтопозволялаей
длина волочившейся рубашки и связанные руки. Она вторично побледнела,когда
почувствоваларукупалача,которыйкоснулсяееплеча,чтобысдернуть
косынку, покрывавшею шею, но сейчас же последняя улыбка скрыла бледность,и
она сама, не дав привязать себя к позорной перекладине,вторжественноми
почти радостном порыве вложила голову в ужасноеотверстие.Ножскользнул,
голова отделилась от туловища,упаланаплатформуиподскочила.Ивот
тогда, слушайте, доктор, слушайте, и вы,поэт,тогдаодинизпомощников
палача, по имени Легро, схватилзаволосыголовуиизнизкогожелания
польстить толпе дал ей пощечину. И вот, говорю вам, от этой пощечиныголова
покраснела. Я видел ее сам - не щека, а голова покраснела,слышителивы?
Неоднащека,покоторойонударил,обещекипокраснелиодинаково,
чувствительностьжилавэтойголове,онанегодовала,чтоподверглась
оскорблению, которое не входило в приговор.
Народ видел,какголовапокраснела.Народпринялсторонумертвой
противживого,казненнойпротивеепалача.Тутженаместетолпа
потребовала местизагнусныйпоступок,итутженегодяйбылпередан
жандармам, которые отвели его в тюрьму.
- Подождите, - сказал Ледрю, заметив,чтодокторхочетговорить,-
подождите, это еще не все.
- Я хотел бы знать, какое чувство руководило этим человеком ипобудило
его совершить гнусный поступок.
Я узнал, гдеоннаходится,япопросилразрешенияпосетитьегов
Аббатстве, где он находился, получил это разрешение и отправился к нему.
Приговоромреволюционногосудаонприсужденбылктреммесяцам
тюремного заключения.Оннемогпонять,почемуегоосудилизатакой
обыденный поступок, какой он совершил.
Я спросил его, что его побудило совершить этот поступок.
- Ну, - сказал он, - вот еще вопрос! Я приверженецМарата,янаказал
ее во имя закона, а затем я хотел наказать ее и за себя.
- Неужели же вы не поняли, - сказал я, - что этимнарушениемуважения
к смерти вы совершили почти преступление?
- А, вот еще! - сказал Легро, пристально глядя на меня.-Неужеливы
думаете, что они умерли, потому что их гильотинировали?
- Конечно.
- Вот и видно, что вы не смотрите в корзину, когда они там всевместе,
что вы не видите, как они ворочают глазами и скрежещут зубами в течениееще
пяти минут после казни. Нам приходится каждые три месяца менять корзину,до
такой степени они портят дно своимизубами.Это,видители,кучаголов
аристократов, которые не хотят умирать, я не удивился бы,еслибыводин
прекрасный день какая-нибудь из этих головзакричалабы:"Даздравствует
король!"
Я узнал теперь, что хотел знать. Я вышел,преследуемыйодноймыслью:
действительно ли эти головы продолжали жить, и я решил убедиться в этом.
Глава шестая
СОЛАНЖ
Во время рассказа Ледрю настала ночь. Гости всалонеказалисьтенями
не только молчаливыми, ноинеподвижными.Всебоялись,чтобыЛедрюне
прервал своего рассказа, ибо все понимали, что заэтимстрашнымрассказом
скрывается другой, еще более страшный.
Не слышно было даже дыхания. Только доктор открыл рот.Ясхватилего
за руку, чтобы помешать ему говорить, и он, действительно, замолчал.
Через несколько секунд Ледрю продолжал.
- Я вышел из Аббатства и пересекал площадь Таран, чтобы направитьсяна
улицу Турнон, где я жил. Вдруг я услышал женский голос, звавшийнапомощь.
То не были грабители: было едва десятьчасоввечера.Япобежалнаугол
площади, где раздался крик, и увидел при свете луны,вышедшейизоблаков,
женщину, отбивавшуюся от патруля санкюлотов.
Женщина также увидела меня и,заметивпомоемукостюму,чтояне
совсем из народа, бросилась ко мне с криком:
- А, вот же Альберт, я его знаю, он вам подтвердит, чтоядочьтетки
Ледие, прачки.
В ту же минуту бедная женщина, бледная идрожащая,схватиламеняза
руку и вцепилась в меня, как хватается утопающийзаобломокдоски,чтобы
спастись.