Юг де Бувилль,первыйкамергерФилиппа
Красивого, поднялся с места - ему предстоялосломатьпередЛюдовикомХ
свой резной жезл, что должно было ознаменовать окончание егообязанностей
при королевскойособе.ГлазатолстякаБувиллязастилалислезы,руки
тряслись, и он трижды пытался переломить свой деревянный жезл,подобиеи
символ золотого скипетра короля. Опустившись рядом с молодым Матье де Три,
назначенным на должность первого камергера Людовика, толстяк шепнул ему:
- Вам теперь, мессир, честь и место.
Присутствующие поднялись, вышли во двор,гдеихужеждаликони,и
кортеж тронулся в последний путь. Нетак-томногонародусобралосьна
улицах Сен-Дени, чтобы приветствовать Людовика криками:
"Даздравствуеткороль!"Хватитвчерашнегодня,итакуспели
намерзнуться накануне зеваки, сбежавшиеся поглазеть натраурноешествие,
голова которого появилась в воротах аббатства,когдахвостещетащился
через заставы Парижа; сегодняшнее торжество не сулило ничегоинтересного.
С неба начал падатьнетоснег,нетодождь,откоторогонасквозь
промокала одежда; на улицах остались только самые рьяные зеваки или же те,
что, стоя под навесом крыльца, могли приветствоватьновогогосударя,не
рискуя вымокнуть до нитки.
С юных лет, с того самого времени, когда Людовик узнал, что ему суждено
стать королем, он не переставал мечтать о том, как в сиянии, солнцаславы
торжественно въедет в свою столицу.ИкогдаЖелезныйкорольодергивал
сына, сурово выговаривая ему: "Людовик,небудьтетакимсварливым!"-
сколько раз он, сын, желал смерти отцу, сколько раз думал:"Когдаполучу
власть, все изменится, и люди увидят, каков я есть".
И вот Людовика уже провозгласили королем, а он такинепочувствовал
перемены, превратившей его во владыкуФранции.Ничегонепеременилось,
разве что он испытывал сегодня еще большую слабость, ещетягостнеестало
ощущение неуверенности в своем непривычном величии, да откуда-то нахлынули
мысли об отце, столь мало любимом при жизни.
Бессильно уронив голову на грудь, дрожа всем телом, он велконячерез
пустынные нивы, где толькокучисоломычернымипятнамивыделялисьна
непорочно белой пелене, и казалось, это скачетвпередисвоегоразбитого
войска чудом уцелевший полководец.
Наконец показались первые домишки парижской окраины, икортежпроехал
заставу. Но парижане проявили не больше ликования, чем жители Сен-Дени. Да
и чему, говоря откровенно, было радоваться? Раньше срока наступившаязима
затруднила подвоз припасов, и смерть привольно разгуливала по столице. Год
выдался неурожайный; съестные припасы становились редкостью, а цены на них
все росли. Голод стоял у ворот Парижа. А то немногое,чтозналнародо
новом короле, отнюдь не давало надежды на лучшие времена.
Говорили, что Людовик - человек вздорный и мелочнозлобный,откудаи
пошла его кличка Сварливый, просочившаяся из дворца в город. Никто немог
назвать случая, когда бы он совершил великодушныйилихотябыразумный
поступок.
Говорили, что Людовик - человек вздорный и мелочнозлобный,откудаи
пошла его кличка Сварливый, просочившаяся из дворца в город. Никто немог
назвать случая, когда бы он совершил великодушныйилихотябыразумный
поступок. Единственно, что принеслоемупечальнуюславу,-этотитул
обманутого мужа, который, обнаружив измену,велелпослежестокихпыток
утопить в Сене всю свою челядь, заподозренную в попустительстве изменнице.
"Поэтому-то они меня и презирают, -твердилпросебяЛюдовикX,-
презирают из-за этой потаскухи, которая надо мной надругалась ивыставила
на посмешище всему свету... Ничего, не любят так,полюбятсилой,ониу
меня еще попляшут, будут славить меня на все лады, точно душивомнене
чают. А прежде всего мне нужно взять себе новую супругу, дать народу новую
королеву, чтобы смыть позор бесчестья".
Увы! Отчет, который ему накануне, по возвращении из Шато-Гайара, сделал
граф Артуа, оставлял мало надежд набыструюибезболезненнуюразвязку.
"Ничего, шлюха согласится: прикажу такснейобращаться,таквелюее
мучить, что непременно согласится".
Спускалась ночь, илучникизажглифакелы.Пронессяслух,чтопри
проезде короля будут кидатьвтолпусеребряныемонеты,ипоэтомуна
перекрестках улиц собиралсякучкаминищийлюдвнемыслимыхотрепьях,
сквозь которые просвечивало голое тело. Но никто даже грошика не кинул.
Печальный кортеж при свете факелов, проехав через Шатле имостМенял,
достиг наконец королевского дворца.
Опершисьоплечоконюшего,ЛюдовикХспрыгнулназемлю,ився
кавалькада тут же рассыпалась. Первой подала пример графиня Маго, объявив,
что всем необходимо хорошенько согретьсяиотдохнутьичтооналично
возвращается к себе в отель Артуа.
Воспользовавшись удачнымпредлогом,отправилисьподомамбароныи
прелаты. Даже братья нового короля удалились к себе. Итак, когда Людовик Х
вступил в королевский дворец, за ним последовал толькостройлучникови
слуг, его дядья - Валуа и д'Эвре - и Ангерран де Мариньи.
Они прошли через Гостиную галерею, почти безлюдную в этот час и поэтому
особенно огромную. С десяток торговцев, посленеудачногоднязапиравшие
рундуки, скинулишапкии,собравшисьувхода,дружнокрикнули:"Да
здравствует король!" Ноподвеличественнымиаркамигалереиихголоса
прозвучали до странности слабо.
Сварливый медленно продвигался вперед, ноги в слишкомтяжелыхсапогах
не повиновались ему,телогореловлихорадке.Онобернулсянаправо,
налево, вновь оглядел непомерно высокие статуисорокакоролей,которые,
начиная с Меровингов, правилиФранцией,-статуи,поприказуФилиппа
Красивого воздвигнутые здесь вдоль стен при входевкоролевскоежилище,
дабы каждый понимал, что здравствующийнынегосударьявляетсязаконным
продолжателем священного рода, призванного к власти самим Господом Богом.