Это сборище каменных колоссов - предков,глядевшихбелесымивсвете
факелов глазами, - лишь усиливало смятение несчастного живого, из плотии
крови, принца, их наследника, только что вступившего на престол.
Какой-то торговец обратился к своей жене:
- У нашего нового короля не особенно-то здоровый вид.
Его супруга, усердно дуя на замерзшие пальцы, прекратила свое занятие и
ответила тем насмешливо-злым тоном,которымохотноговорятженщиныпо
адресу несчастных мужей - несчастных именно по вине жен:
- Для рогоносца сойдет!
Хотя супруга торговца говорила не очень громко, ее пронзительныйголос
отчетливопрозвучалвтишине.Сварливыйрезкообернулся,щекиего
побагровели, но напрасно старался онразглядетьдерзкого,осмелившегося
произнести при нем роковые слова. Люди его свиты поспешно опустилиглаза,
делая вид, что ничего не слышали.
Кортеж достиг главной лестницы. По обе сторонымонументальноговхода,
как бы обрамляя его, высились две статуи: Филиппа Красивого и Ангеррана де
Мариньи, ибо главный правитель королевства был удостоен высшей чести - еще
при жизни в галерее исторической славы воздвигли его изображениенапротив
изображения его господина.
Вряд ли кому-либовидэтойстатуибылстольненавистен,какего
высочеству Карлу Валуа, и всякий раз, когда силой обстоятельствонбывал
вынужденпроходитьмимо,егоохватывалонегодованиепротивхитрого
горожанина, вознесенногонастольнеподобающуювысоту."Толькотакой
лукавец и интриган мог дойти до подобного бесстыдства. Стоит здесь, словно
он нашей крови, - думал Валуа. - Ничего, мессир, ничего, мы сбросим васс
постамента, тому порукой мое слово, и в недалекомбудущемвыубедитесь,
что время вашего зловещего лжевеличия прошло безвозвратно".
- Мессир Ангерран, - сказалонвслух,высокомерноглядянасвоего
недруга, - не кажется ли вам, что королю угодно побыть сейчасвсемейном
кругу?
Под словами "семейный круг" он подразумевал лишь его высочество д'Эвре,
Робера Артуа и себя самого.
Мариньи сделал вид, что не понял этого прямого намека.Желаяизбежать
стычки и в то же время подчеркнуть, что толькоодинлишькорольвправе
приказывать ему, он громко произнес:
-Множествонеотложныхделпризываютменя,государь.Разрешите
удалиться?
Людовику было не до того: слова торговки не переставали звучатьвего
ушах. Вряд ли даже он сумел бы повторить вопрос Мариньи.
- Действуйте, мессир, действуйте,-нетерпеливобросилон.Истал
подыматься по ступеням, ведущим в опочивальню.
5. ПРИНЦЕССА, ЖИВУЩАЯ В НЕАПОЛЕ
ВпоследниегодысвоегоцарствованияФилиппКрасивыйполностью
перестроил старинное зданиедворцанаостровеСитэ.Человекскромных
потребностей, более того, проявлявший чутьлинескаредностьвличных
расходах, он, когда речьшлаовящемвозвеличенииидеимонархии,не
останавливался ни перед какими тратами.
Огромныйдворец,этакаядавящая
все вокруг громада, был выстроен под статьсоборуПарижскойБогоматери:
там жилище Богово, здесь жилище короля. Внутренние покои дворца имелиеще
совсем новый, необжитой вид: все было пышно и мрачно.
"Мой дворец", - думал Людовик X, оглядываясь вокруг. Послеперестройки
дворца он еще не жил здесь,ибоемубылпредоставленНельскийотель,
доставшийся в наследство от матери вместе с короной Наварры. Итеперьон
разгуливал по этим огромнымапартаментам,которые,стехпоркакон
вступил во владение ими, представали перед ним в новом виде.
Людовик открывал одну за другойтяжелыедвери,пересекалгигантские
залы, под сводами которых гулко отдавались шаги: он миновалТронныйзал,
зал Правосудия, зал Совета. Позади него в молчании шествовали КарлВалуа,
Людовик д'Эвре, Робер Артуа и новый его камергер Матье де Три.
По коридорам бесшумно скользили слуги, по лестницам сновалиписцы,но
голосовнебылослышно,водворцеещецарилотраурноемолчание,
сковывавшее уста его обитателей.
В окна падал слабый свет - это в ночном мраке мерцаливитражичасовни
Сент-Шапель.
Торжественное шествие окончилось в сравнительно небольшойпоразмерам
опочивальне, здесь обычно трудился покойный король. В камине, где свободно
поместилась бы целая бычья туша, ярко пылалопламя,инаконец-томожно
было согреться уогня,занадежнымзаслономивовогоэкрана,скинуть
промокшую насквозь одежду и спокойно усесться уочага.Людовикприказал
Матье де Три принести сухое платье; мокрое он сбросил и повесилнаэкран
перед камином. Дядья и Робер Артуа последовали примерукороля,ивскоре
надплотнымипромокшимитканями,бархатомплащей,мехами,богато
затканными кафтанами поднялся пар, а четверомужчинводнихрубахахи
коротких штанах, похожие на обыкновенныхкрестьян,вернувшихсядомойс
поля, так и этак вертелись перед огнем, подставляя его ласке тоодин,то
другой бок.
На кованой железнойподставке,имевшейформутреугольника,мерцали
свечи, и свет их мягко озарял королевские покои. На колокольне Сент-Шапель
зазвонили к вечерне.
Вдруг в дальнем, неосвещенном углу комнаты раздался долгий, прерывистый
вздох, скорее даже стон. Присутствующие невольно вздрогнули, и ЛюдовикX,
не сумев удержать страха, пронзительно вскрикнул:
- Кто там?
В эту минуту вошел Матье де Три в сопровождениислуги,несшегосухое
платье. Услышав крики короля, слуга поспешно опустилсяначетверенькии
вытащил из-под диванаборзую:огромныйпесугрожающевыгнулспинуи
ощетинился, глаза у него горели.
- Сюда, Ломбардец, ко мне!
Это и впрямь был Ломбардец,любимаясобакапокойногогосударя,дар
банкира Толомеи, тот самый Ломбардец, который находился при Филиппе, когда
он, охотясь в последний раз, внезапно лишился чувств.
- Ведь собаку четыре дня держали взаперти вФонтенбло,какимобразом
она могла очутиться здесь? - в бешенстве спросил Людовик Сварливый.