Ведь это ее он так страстно ненавидел, когдаона
была королевой Наваррской и должна быластатькоролевойФранции!Разве
ради ее погибели не плел он интриг, не жалел силирасходов,рыскалпо
свету, устраивал заговоры и при французском и прианглийскомдворах?Он
ненавидел ее, когда она была сильна; он испытывал к ней вожделение,когда
она была красива.Ещепрошлойзимойон,знатнейшийимогущественный
вельможа, чувствовал, что она, эта жалкая узница, одержала над ним верх. А
теперь граф Артуа мог воочию убедиться, что еготоржествозашлодальше,
чем он того хотел. Поручение, которое граф Валуа не мог дать никому, кроме
Робера, претилоему.Нежалостькузницеиспытывалон,акакое-то
тошнотворноеравнодушие,горькуюусталость.Столькошума,возни,
приготовлений-ипротивкого?Противэтойбеззащитной,иссохшей,
сломленной недугомженщины!Ненависть,питавшаяРобера,погасла,ибо
великая ненависть требует себе равного противника.
Онивпрямьсожалел,исожалелвполнеискренне,чтописьмо,
перехваченное Мариньи, не попало в руки его, Робера. Маргариту заточили бы
в монастырь... Ничего неподелаешь,слишкомпоздно:жребийброшен,и
теперь остается лишь одно - идти до конца.
- Вот видите, кузина, - сказал он, - видите, какого врагавыимелив
лице Мариньи, с первого дня он против васбаламутил.Небудьего,вас
никогда бы не обвинили в измене и Людовик, ваш супруг, никогда бысвами
так не обошелся. С тех пор как Людовик взошел на трон, Мариньи вседелал,
лишь бы удержать вас в темнице, впрочем, с таким же пылом трудился он ради
погибели всего Французского королевства. Но сейчас я обязансообщитьвам
радостную весть: ваш недруг ввергнут в тюрьму, и яявилсясюдасцелью
выслушать ваши жалобы на него и тем ускорить дело вашего спасения.
- Что я должна заявить? - спросилаМаргарита.Отвыпитоговинаеще
сильнее забилось сердце, и, желая умерить его биение, она поднесла рукук
груди.
- Я сейчас продиктую за вас письмо капеллану, - успокоил ее Робер, -я
знаю, в каких выражениях надо составить такой документ.
Капеллан уселся прямо на пол, пристроив табличку для писания у себяна
коленях;свеча,стоявшаянаполу,причудливоосвещаласнизулица
участников этой сцены.
- "Государь, супруг мой, - медленно начал диктовать Робер, стараясьне
пропустить ни слова из текста, составленного самим Карлом Валуа, - я чахну
от печали и недуга. Молю вас даровать мне своепрощение,ибо,ежеливы
откажете мне в вашей милости,чувствую,чтотогдаостанетсямнежить
недолго и душа покинет моетело.ВовсемвиноватмессирдеМариньи,
пожелавший лишить меня вашего уважения, равнокакиуваженияпокойного
государя, возведя наменягнусныйпоклеп,лживостькоегоподтверждаю
клятвенно; по его приказу я нахожусь в ужасных условиях, и именновсилу
этого.
.."
- Минуточку, ваша светлость, - взмолился капеллан.
Взяв в руки ножичек, он стал скоблить неровный пергамент.
- "...ядошла,-продолжалРобер,-дотеперешнегобедственного
состояния. Во всем повинен этот злодей. А еще умоляю васспастименяот
беды и клянусь вам, что я всегда была вашейпокорнойсупругой,согласно
воле Божьей".
Маргарита с трудом приподнялась на своем ложе. Онанемоглавзятьв
толк, почему после года заточения еетеперьхотятобелитьпередлицом
света, не понимала, чем вызвано это странное противоречие.
- Но как же так, кузен, - спросила она, - ведь вы в тотразтребовали
от меня совсем иных признаний?
- Теперь они уже не требуются, кузина, - ответил Робер, -этабумага,
под которой вы поставите свою подпись, заменит все.
Ибо ныне КарлуВалуанеобходимобылособратьпротивАнгерранаде
Мариньи любые свидетельские показания, даже самыенеправдоподобные.Этот
документ мог смыть, хотя бы для видимости, позор с короля,аглавное,в
этом письме Маргарита сама объявляла о своей близкойкончине.Ивпрямь,
его высочество Валуа был, что называется, человек с воображением!
- А Бланка, - спросила Маргарита, - что будет с Бланкой?ОБланкевы
подумали или нет?
- Не беспокойтесь, кузина, - сказал Робер. - Все для нее будет сделано.
Тогда Маргарита нацарапала на пергаменте свое имя.
Робер Артуа поднялся с табурета и склонилсянадкоролевой.Повинуясь
его нетерпеливому жесту, присутствующие отступили к порогу. Гигант положил
свои ручищи на плечи Маргариты, почти касаясь ее шеи.
Прикосновение этих огромных ладоней наполниловсесуществоМаргариты
каким-то успокоительным, блаженным теплом. Как бы боясь, что Роберуберет
руки, Маргарита придержала их своими исхудалыми пальцами.
- Ну, прощайте, кузина, прощайте, - сказал Артуа. - Желаю вамспокойно
отдохнуть.
- Робер, - прошептала Маргарита, ищаглазамиеговзгляда.-Робер,
скажите правду, когда в прошлый приезд выпыталисьовладетьмной,вами
руководило подлинное чувство или нет?
В каждом, даже самом испорченном человеке тлеет искорка добра,играф
Артуа в порыве вовсе не свойственного ему великодушия произнестеслова,
которые ждала от него Маргарита:
- Да, кузина, я вас действительно любил.
И он почувствовал, как от прикосновения его ладонейуспокаиваетсяэто
истерзанное тело, вэтуминутуМаргаритабылапочтисчастлива.Быть
любимой, будить желания было смыслом,цельювсейжизниэтойкоролевы,
больше, чем почести, больше, чем власть.
Признательным взглядом проводила она Робера, вместе с которымудалялся
свет уносимойсвечи;впотемкахонпоказалсякоролевенеестественно
огромным, и ей вспомнились непобедимые рыцари Круглогостола,окоторых
повествовали старинные сказания.
В дверях уже исчезло белое одеяние капеллана, блеснул впоследнийраз
железныйшлемБерсюме,ивесьпроемдверизаполнилафигураАртуа,
замыкавшего шествие.