- Пусть возносит
молитвы! Я желаю, чтобы она постриглась со временем в монахинивобители
Сен-Марсель, куда принимают девиц только из знатных семей,тамейбудет
лучше, чем где бы то ни было в ином месте.
Горькоеразочарованиевыразиливдругоцепеневшиечертыпрачки.
Эделина-маленькая, казалось, не поняла ни слов короля, ни того, что вэту
минуту решилась ее судьба.
- Стало быть,выэтогохотитедлянее,государь?Заточитьеев
монастырь?
И прачка резким движением поднялась с колен.
- Так надо, Эделина, - шепнул ей наухокороль,-внешностьвыдает
девочку с головой. И потом, ради нашего да и ради ее спасения будет лучше,
еслионаблагочестивойжизньюискупитгрех,которыйсовершилимы,
произведя ее на свет Божий. А тебе...
- Уж не собираетесь ли вы, ваше величество,именятожезаточитьв
монастырь? - в ужасе воскликнула Эделина.
Как изменился Людовик Сварливый за последние недели! Она не узнавалав
этом человеке, бросавшем своираспоряжениякатегорическим,нетерпящим
возражения тоном, прежнего подозрительно-настороженного подростка, который
с ее помощью стал мужчиной, не узнавала даже тогонесчастного,дрожащего
от холода и немощи властелина,которогоонапыталасьсогретьввечер
похорон ФилиппаКрасивого.Однитолькоглазавсетакжебеспокойно
перебегали с предмета на предмет.
Людовик заколебался. Он не желал идти на риск.Ещенеизвестно,что
готовит ему судьба и не придется ли вновь приблизить к себе этуцветущую,
покорную красавицу.
- А тебе, - произнесон,-атебеярешилпоручитьприсмотрза
обстановкой и бельем Венсенского дворца, чтобы к каждому моему приезду все
там было в порядке.
Эделина покачала головой. Как опалу,какобидувоспринялаонасвое
удаление от дворца, отсылку во второстепенную резиденцию. Неужелионане
угодила, неужели плохо следила за бельем? Уж, пожалуй,онапредпочлабы
даже пострижение в монастырь этой полупочетной опале. Тогда хотьгордость
ее не так бы страдала.
- Я ваша верная раба и повинуюсь королевской воле, - холодно произнесла
она.
Ужеподойдякдверям,ЭделинавдругзаметилапортретКлеменции
Венгерской, водруженный на поставце, и, не сдержавшись, спросила:
- Это она?
- Это будущая королева Франции, - ответил Людовик.
- Пошли вам Господь счастье,вашевеличество,-произнеслапрачка,
покидая королевские покои.
Она разлюбила Людовика.
"Ну конечно же, конечно, я буду счастлив", - твердил просебякороль,
меряя шагамисвоюопочивальню,вокнакоторойширокойволнойлился
весенний свет.
Впервые после вступления на престол Франции Людовикчувствовалполное
душевное удовлетворение и уверенность в себе: он велел задушить своюжену
и повесить сподвижника своего отца; он удалил отсебясвоюлюбовницуи
послал в монастырь свою незаконную дочь.
Отныне сметенывсепрепятствия,
преграждавшие дорогу к будущему. Теперь онможетсоспокойнойсовестью
встретить прекрасную неаполитанскую принцессу,подлекоторой-какон
верил - он проживет долгую жизнь и покроет славой свое царствование.
Людовик позвонил камергеру.
- Прислать ко мне мессира де Бувилля, - приказал он.
В эту минуту что-то с грохотом рухнуло в другом конце дворца, там,где
помещалась Гостиная галерея.
Рухнула статуя АнгерранадеМариньи,онанаконец-тоотделиласьот
пьедестала под ликующие крики зевак.Воротвращалсяслишкомбыстро,и
двадцать квинталов мрамора с размаху грохнулись оземь.
Два человека, стоявшие в первых рядах толпы,поспешилинагнутьсянад
поверженным колоссом: мессир Толомеи и его племянник Гуччо. Вотличиеот
Карла Валуа торжество ломбардца не омрачалось меланхолическимсожалением.
В течение двух последних недель толстобрюхий Толомеи тряссяотстрахаи
впервые заснул спокойно в ночь после повешения. Зато сейчас ончувствовал
небывалый прилив великодушия.
- Гуччо, дорогой, - обратился банкир к племяннику, -тынемалопомог
мне в этом деле. Я отношусь к тебе как к собственному сыну, какксвоему
ребенку по крови. И хочу вознаградить тебя,хочуувеличитьдолютвоего
участия в моих делах. Какую часть ты желаешь получить? Может быть, утебя
есть какая-нибудь затаенная мечта? Говори, сынок, говори смело.
Толомеи ждал, чтоГуччо,какиподобаетпочтительномуплемяннику,
ответит: "Как вам будет угодно, дядюшка".
НоГуччомолчал,опустивсвоидлинныечерныересницы,потупив
остроносое лицо. Вдруг он решился:
- Дядя Спинелло, мне хотелось бы получить наше отделение в Нофле.
- Как, как? -удивленновоскликнулТоломеи.-Невеликижетвои
притязания! Проситькакое-тозахолустноеотделение!Датамзаглаза
хватает трех служащих, и тем еще дела не находится! Куцые же у тебя мечты!
- Мне по душе это отделение, - возразил Гуччо, - и я уверен, чтосумею
расширить дело.
- А я уверен,-отозвалсяТоломеи,-чтовтехкраяхпроживает
какая-нибудь красотка, недаром ты повадился ездить в Нофль,хотяникакой
надобности в этом нет. Хороша ли она по крайней мере?
Прежде чем ответить, Гуччо искоса поглядел на дядю иувидел,чтотот
улыбается.
- Хороша? Краше ее нет никого в целом свете, дядюшка, и к томужеона
знатного рода.
- Ой-ой-ой! - воскликнул Толомеи, воздевая к небесам руки.-Знатного
рода! Ну, сынок, неприятностей теперь не оберешься. Знатныесеньоры,как
ты сам знаешь, охотно берут у нас деньги, но остерегаютсясмешиватьсвою
кровь с нашей. Семья согласна?
- Будет согласна, дядюшка, я уверен, что будет. Ее братья относятсяко
мне как к родному.
- Они богаты?
- У них большой замок, крупные земельные владения и несколькодеревень
с крепостными, которые еще не освобождены. Все это сулит солидныедоходы.
К тому же они в свойстве с графом де Дрэ, их сюзереном.