Неужелионине сознают что от трона зависит само их существование и
еслионпадет, топогребет под собой тех, кто к нему ближе всего?
Неужели они не видят этого?
-Очевидно, нет. Ведьони-правящийкласс, а мне еще не
приходилосьслышать, чтобыправящийкласс видел что-нибудь, кроме
собственной выгоды.
- Это наша беда. И именно это мы собираемся изменить.
-Высобираетесьупразднитьправящийкласс? Интересный
эксперимент. Полагаю, именно таков н был изначальный план творения, и
если бы не Каин*, он вполне бы мог осуществиться.
-Мысобираемся, - сказал де Вильмореи, поборов раздражение, -
передать управление страной в другие руки.
- И вы думаете, это что-нибудь изменит?
- Я в этом уверен.
-Ах! Какяпонимаю, ещедопринятиясанаты сподобился
откровенияВсевышнегои рассчитываешь, что он поведает тебе о своих
намерениях изменить модель человечества.
Красивое аскетичное лицо Филиппа помрачнело.
- Ты кощунствуешь, -- сказал он с упреком.
-Уверяютебя, я совершенно серьезен. Для осуществления ваших
плановпотребуетсякак минимум божественное вмешательство. Вам надо
изменитьнесистему, ачеловека. Можетеливы с нашими шумными
друзьямиизренскоголитературногосалона или любое другое ученое
общество Франции изобрести такую систему правления, какая еще не была
испробована? Будущее, моймилый Филипп, можно безошибочно прочесть
тольковпрошлом. Аbactuadpossevaletconsccutio[По
действительномуможносудитьовозможном(лат. )]. Человекне
меняется. Онвовсевременапребываеталчным, склоннымк
стяжательству, порочным. Я говорю о человеке в целом.
-Тыберешьнасебясмелостьутверждать, чтоудел народа
невозможноизменитьклучшему? -вызывающеспросилгосподин де
Вильморен.
-Говоря"народ", ты, конечно, имеешьв виду население. Вы
намереныупразднитьего? Толькотак можно изменить к лучшему удел
народа, поскольку до тех пор, пока он остается населением, проклятие
- его удел.
- Ты ратуешь за интересы тех, кто тебя нанимает. Что ж, полагаю,
этовполне естественно. - Господин де Вильморен говорил со смешанным
чувством горечи н негодования.
-Напротив, яабсолютнобеспристрастен. Итак, каковы же ваши
идеи? К какой форме правления вы стремитесь? Насколько я могу судить
потвоимсловам-креспублике. Но ведь мы уже имеем ее. Франция
сегодня не что иное, как республика.
Филипп удивленно посмотрел на Андре-Луи.
- По-моему, ты злоупотребляешь парадоксами. А как же король?
-Король? Всем, всему свету известно, что после Людовика XIV во
Франциинебылокороля. ВВерсале живет тучный господин, который
носиткорону*; нотесамыеновости, чтотысегодняпривез,
доказывают, какмалоонзначит.
Настоящиеправители - дворяне и
духовенство: онизанимаютключевыепозицииидержатвярме
французскийнарод. Вот почему я и говорю, что Франция - республика,
республика, созданнаяполучшемуобразцу - римскому. Там, как и у
нас, были знатные патрицианские семьи, захватившие в свои руки власть
ибогатство-тоестьвсе, чего можно желать, и было население -
раздавленное, стонущее, обливающеесяпотоми кровью, голодающее и
погибающеевримскихканавах. Тобылареспублика-самая
могущественная из всех нам известных.
-Покрайнеймере, -Филипп едва сдерживал нетерпение, - ты
долженпризнать- в сущности, ты уже признал это, - что нами нельзя
управлять хуже, чем сейчас.
-Не в том дело. Будут ли нами управлять лучше, если мы заменим
одинправящийклассдругим? Вот в чем вопрос! Без гарантии на этот
счетябыи пальцем не пошевелил. Но какие гарантии можете выдать?
Знаете ли вы, какой класс рвется к власти? Я скажу. Буржуазия.
- Что?
-Ты, кажется, удивлен? Правда часто обескураживает. Ты никогда
надэтимнезадумывался? Нутак подумай сейчас. Вспомни Нантский
манифест. Кто его авторы?
-Ямогусказать, ктозаставил городские власти послать его
королю. Тысячдесятьтружеников: корабельныхплотников, ткачей,
рабочих и разных ремеленников.
-Подстрекаемыхсвоиминанимателями-богатыми торговцами и
судовладельцамигорода, -уточнилАндре-Луи. - У меня есть привычка
внимательноприглядыватьсяквещам. Именно поэтому наши коллеги из
литературногосалонатак не любят, когда я вступаю с ними в дебаты.
Там, гдея смотрю вглубь, они скользят по поверхности. За нантскими
рабочимииремесленниками, о которых ты говоришь, стоят помыкающие
этимиглупцамиипризывающиеихпроливатькровь ради призрачной
свободыхозяевапарусныхипрядильных мастерских, судовладельцы и
работорговцы. Да, да, работорговцы! Люди, которые живут и богатеют на
продажечеловеческой плоти и крови в колонии, а у себя дома проводят
кампаниивоимясвятой свободы! И как ты не понимаешь, что все это
движение-движениеторгашей, спекулянтов, проходимцев, которые,
разбогатев, мечтают о власти и завидуют тем, кому она принадлежит по
праву рождения?
Парижскиеменялы, дающиеденьгивзаймыгосударству, видя, в
каком сложном финансовом положения оказалась страна, дрожат при мысли
отом, что единединственный человек своей властью может аннулировать
государственныйдолг. Изсоображенийсобственной безопасности они
втайнеподрывают основы государства, чтобы на его развалинах создать
новое, свое-где они будут хозяевами. С этой целью они возбуждают
народ. Мыужевидели реки крови в Дофине - кровь населения, всегда
кровьнаселения. Теперьнечтоподобное мы видим в Бретани. А если
новыеидеи одержат верх? Если феодальное право падет, что тогда? Или
выдумаете, чтоподвластьюменял, работорговцевптех, кто
наживаетсянапостыдномремеслекупли-продажи, удел народа станет
лучше, чем при священниках я дворянах? Тебе когда-нибудь приходило в
голову, Филипп, чтоделаетвластьдворянневыносимой? Жажда
приобретательства! Жажда приобретательства - проклятие человечества.