-Еслибыисключить его, - добавил он медленно и задумчиво,
прищуривмаленькиеглазки, -мымоглибыобсудить предложение,
которое вы, по-видимому, делаете.
- Увы! Мы не можем ничего исключить. Если вы принимаете меня, то
принимаетецеликом - такого, как есть. Как же иначе? Что же касается
этогоюмора, которыйвамне по вкусу, вы могли бы извлечь из него
выгоду.
- Каким образом?
-Разнымиспособами. Например, ямогбыобучатьЛеандра
объясняться в любви.
Панталоне расхохотался.
-Авыуверенывсвоихсилахинестрадаете от излишней
скромности.
- Следовательно, я обладаю первым качеством, необходимым актеру.
- Вы умеете играть?
-Полагаю, чтода - при случае, - ответил Андре-Луи, вспомнив
своевыступление в Рене и Нанте. "Интересно, - подумал он, - удалось
лиПанталонехоть раз за всю сценическую карьеру так же взволновать
толпу своими импровизациями? "
Господин Бине размышлял.
- Много ли вы знаете о театре?
- Все.
-Яужеговорил, что скромность вряд ли помещает вам сделать
карьеру.
-Судитесами. Я знаю произведения Бомарше, Эглантина, Мерсье,
Шенье*имногих других наших современников. Кроме того, я, конечно,
читалМольера, Расина, Корнеля* и многих менее крупных французских
писателей. Из иностранных авторов я хорошо знаком с Гоцци, Гольдони,
Гварини, Биббиеной, Макиавелли, Секки, Тассо, Ариосто и Федини*. А из
античныхавторовя знаю почти всего Еврипида, Аристотеля, Теренция,
Плавта*...
- Довольно! - взревел Панталоне.
- Но до конца списка еще далеко, - сообщил Андре-Луи.
-Отложимостальное до следующего раза. Боже мой, что же могло
вас заставить прочесть столько драматургов?
-По мере своих скромных сил я изучаю человека, а несколько лет
назадсделалоткрытие, чтолучшевсегоэто можно сделать, читая
размышления о нем, написанные для театра.
-Этовесьмаоригинальноеиглубокоеоткрытие, -заметил
Панталоневполне серьезно. - Подобная мысль никогда не приходила мне
вголову, аведьонатакверна. Сударь, этоистина, которая
облагораживаетнаше искусство. Мне ясно, что вы способный человек, -
стало ясно, как только я вас увидел, а я разбираюсь в людях. Я понял,
ктовы, как только вы сказали "Доброе утро". Как вы думаете, смогли
бывыприслучаепомочьмнеподготовитьсценарий? Мойум так
обременентысячью мелких дел, что не всегда готов к такой работе. Вы
полагаете, что смогли бы мне помочь?
- Абсолютно уверен.
-М-да. Я тоже в этом не сомневался. С обязанностями Фелисьена
выскоропознакомитесь. Нучтож, если желаете, можете поехать с
нами. Полагаю, вам понадобится жалованье?
- Ну, если так принято.
- Что бы вы сказали о десяти ливрах в месяц?
- Я бы сказал, что это далеко не сокровища Перу.
- Что бы вы сказали о десяти ливрах в месяц?
- Я бы сказал, что это далеко не сокровища Перу.
-Я бы мог дать пятнадцать, - неохотно сказал Бине, - но сейчас
плохие времена.
- Ручаюсь, что изменю их к лучшему для вас.
-Несомневаюсь, чтовы в этом уверены. Итак, мы поняли друг
друга?
-Вполне, -сухо сказал Андре-Луи и таким образом оказался на
службе у Мельпомены.
Глава III. МУЗА КОМЕДИИ
ЕсливступлениетруппывгородокГишен и не было в точности
такимтриумфальным, кактогожелал Бине, по крайней мере оно было
достаточновпечатляющими оглушительным, чтобы селяне рот разинули.
Комедиантыказалисьим причудливыми существами из другого мира - да
таконои было. Впереди ехал фаэтон, запряженный двумя фламандскими
лошадьми, которыйскрипел и издавал стоны. Правил им сам Панталоне,
огромныйитучный Панталоне, затянутый в красный костюм, на который
оннаделдлиннуюженскую ночную сорочку коричневого цвета. На лице
красовалсяогромныйкартонныйнос. На козлах рядом с ним восседал
Пьеро, вбеломбалахонесдлинными рукавами, скрывавшими руки, в
широкихбелых штанах и черной шапочке. Лицо его было набелено мукой.
В руках у Пьеро была труба, и он извлекал из нее ужасающие звуки.
НакрышеэкипажаехалиПолишинель, Скарамуш, Арлекини
Паскарьель. Полишинель, в черном камзоле, покрой которого был в моде
летстотому назад, с горбами спереди и сзади, с белыми брыжами и в
черноймаске, скрывавшей верхнюю часть лица, стоял широко расставив
ноги, чтобы не свалиться, и торжественно и яростно колотил в барабан.
Троедругихсиделипоугламкрыши, свесив ноги. Скарамуш, весь в
черномпоиспанскоймодесемнадцатоговека, с наклеенными усами,
бренчалнагитаре, котораяиздаваланестройныезвуки. Арлекин,
оборванный и покрытый заплатами всех цветов радуги, в кожаном поясе и
с деревянной шпагой, время от времени ударял в тарелки. Верхняя часть
еголица была вымазана сажей. Паскарьель, одетый лекарем - в шапочке
и белом переднике, - веселил зрителей, демонстрируя огромный жестяный
клистир, который, выпуская воздух, издавал жалобный писк.
Всамомэкипаже сидели три дамы, составлявшие женский персонал
труппы. Они выглядывали в окошку, обмениваясь остротами с горожанами.
Климена, Влюбленная, одетаяв красивый атлас, затканный цветами, в
тыквообразномпарике, скрывавшемеесобственные локоны, выглядела
настоящейсветскойдамой, такчтостановилось непонятно, как она
попалавэтустраннуюкомпанию. Мадам в роли "благородной матери"
тожебыла одета с роскошью, правда столь нарочитой, что это вызывало
смех. Ееприческапредставляласобойчудовищноесооружение,
украшенноецветамиималенькимистраусовыми перьями. Лицом к ними
спинойклошадямсидела притворно застенчивая Коломбина в платье в
зеленую и синюю полоску и в белом муслиновом чепце молочницы.
Старыйфаэтон, всвоилучшиедни, бытьможет, возивший
какого-нибудь прелата, просто чудом не разваливался и лишь стонал под
чрезмерной и столь неподходящей для него ношей.