Мы пойдем с
подветренной стороны. Вы с Друпи ступайте вперед, а Мемсаиб пусть идет за мной. Возьмите двустволку. Вот так.
Носорог укрылся в высокой траве, где-то за кустарником. Приближаясь, мы услышали низкий и протяжный звук, похожий на стон. Друпи глянул на
меня через плечо и усмехнулся. Звук повторился-на этот раз носорог вздохнул, видимо, захлебываясь кровью. Друпи смеялся. “Фаро”, - прошептал он
и приложил ладонь к щеке, желая показать, что зверь “заснул”. Затем мы увидели, как стайка остроклювых птичек-клещеедов-снялась с места и
улетела. Теперь мы точно знали, где носорог, и медленно двинулись туда, раздвигая траву, пока не увидели зверя. Он лежал на боку - мертвый.
- На всякий случай не мешает пальнуть в него еще разок, - сказал Старик. М'Кола подал мне спрингфилд. Я заметил, что курок взведен, бросил
уничтожающий взгляд на М'Кола, стал на колено и выстрелил носорогу в шею. Зверь не шелохнулся. Друпи пожал мне руку. М'Кола последовал его
примеру.
- Вообразите, он взвел курок, - сказал я Старику. Мысль о том, что М'Кола нес за моей спиной ружье со взведенным курком, приводила меня в
ярость.
А М'Кола это нисколько не смущало. Он радовался, поглаживал рог убитого животного, меряя его растопыренными пальцами, искал пулевое
отверстие.
- Оно на том боку, - сказал я.
- Вам надо было видеть, как М'Кола охранял Маму! - сказал Старик. - Для этого он и взвел курок.
- А он разве умеет стрелять?
- Нет. Но все-таки выстрелил бы.
- И продырявил бы мне штаны! Рыцарь несчастный! Когда подоспели остальные, мы общими усилиями приподняли носорога, поставили его так, что
казалось, будто он стоит на коленях, и срезали вокруг траву, чтобы сделать несколько снимков. Пуля попала под лопатку, чуть позади легких.
- Это был удачный выстрел, - сказал Старик. - На редкость удачный!
Но не вздумайте о нем рассказывать.
- Придется вам выдать мне свидетельство.
- Ну, тогда мы оба прослывем вралями. А странные твари эти носороги, правда?
Вот оно наконец, длинное, неуклюжее, тяжеловесное существо доисторического вида.
Кожа как вулканизированная резина и словно слегка просвечивает, на ней не вполне зажившая рана, которую разбередили птицы, хвост толстый,
круглый и заостренный на конце, по всему телу ползают многоногие плоские клещи, уши волосатые, глазки крошечные, как у свиньи, рог у основания
порос мхом. М'Кола посмотрел на носорога и только головой покачал. Я его понял: в самом деле, замечательный экземпляр! - Как вам нравится рог?
- Недурен, - ответил Старик. - Но ничего особенного. А вот выстрел ваш - это действительно чудо из чудес.
- М'Кола очень доволен носорогом, - сказал я.
- Ты и сам доволен не меньше, - заметила Мама. - Да, я просто без ума от него. Но лучше не заводите разговора об этом, а то меня не
остановить. Не все ли вам равно, что я думаю? Я могу поразмыслить об этом как-нибудь ночью, когда вы будете спать. - К тому же вы отличный
следопыт и здорово бьете птиц влет, - сказал Старик. - Ну, а еще что?
- Отстаньте! Я сказал это только один раз, когда был пьян. - Слышите-один раз! Да разве он не повторяет этого каждый вечер? - воскликнула
моя жена.
- Честное слово, я и в самом деле бью птиц влет. - Поразительно, - сказал Старик-Никогда бы не подумал. А еще что вы умеете?
- Идите к черту!
- Лучше не говорить ему, что это был за выстрел, а то он станет просто невыносим, - сказал Старик Маме.
- Мы с М'Кола сами это знаем, - возразил я.
М'Кола подошел к нам.
- М'узури, бвана, - сказал он. - М'узури сана.
- Он думает, что это не случайно, - пояснил Старик.
- Не разубеждайте его.
- Пига М'узури, - продолжал М'Кола. - М'узури.
- Кажется, вы с ним сходитесь во мнениях, - заметил Старик.
- Мы с ним друзья.
- Видно, что друзья.
На обратном пути к лагерю я из любви к искусству застрелил болотную антилопу с двухсот шагов, перебив ей шею. М'Кола был доволен, а Друпи -
тот просто пришел в восторг.
- Пора остановить его, - сказал Старик моей жене. - Куда вы целились, скажите правду?
- В шею, - солгал я. На самом деле я целил под лопатку. - Прелестно! - сказала Мама. - Пуля щелкнула, словно бейсбольная бита при ударе о
мяч, и антилопа свалилась как подкошенная.
- По-моему, он бессовестный лжец, - заметил Старик.
- Ни один из нас, великих стрелков, не дождался при жизни заслуженного признания. Но увидите, что будет, когда мы умрем.
- По его мнению, признать - это значит нести его на плечах, - сказал Старик. - Удачный выстрел окончательно вскружил ему голову.
- Ну, ладно, увидите сами. Честное слово, я всегда стрелял хорошо.
- А я припоминаю одну газель, - поддразнил меня Старик.
Я тоже помнил эту газель.
Я гонялся за ней целое утро, много раз подкрадывался, но, одурев от жары, все время стрелял мимо, потом заполз на муравейник, чтобы
выстрелить уже по другой, куда худшей газели, отдышался, промазал с пятидесяти шагов, увидел, что газель все еще стоит неподвижно и смотрит на
меня, подняв голову, и выстрелил ей в грудь. Она присела на задние ноги, но, как только я сделал несколько шагов, вскочила, и, спотыкаясь,
отбежала в сторону. Я выждал, когда газель остановилась, видимо, не в силах бежать дальше, и, не вставая, продев руку в ремень ружья, стал
стрелять ей в шею, медленно, старательно, и промазал восемь раз кряду, в порыве безудержной злости целясь в одно и то же место и тем же манером;
ружьеносцы смеялись, потом подъехал грузовик с африканцами, которые удивленно пялили на меня глаза. Старик и Мама молчали, а я все сидел, в
холодном бешенстве упрямо пытаясь перебить антилопе шею, вместо того чтобы подойти поближе и прогнать ее с этой раскаленной солнцем равнины. Все
молчали. Я протянул руку к М'Кола за новой обоймой, старательно прицелился, но промахнулся, и лишь на десятом выстреле перебил эту проклятую
шею. Затем я отвернулся, даже не поглядев на свою жертву.
- Бедный Папа, - сказала моя жена.
- Солнце в глаза, да и ветер мешает, - заметил Старик (в то время мы с ним еще не были близко знакомы). - Все пули попадали в одно место. Я
видел, как они вздымали пыль.
- Я вел себя как упрямый осел, - сказал я. Так или иначе, я научился стрелять. Мне почти всегда везло, и я выходил из положения с честью.