Поэтому сегодня утром я уведомил его, что в три часа он будет подвергнут освидетельствованию двумя психиатрами при участии доктора Поля. Ваше мнение?
Следователь доволен. Он словно бросает вызов комиссару. Всем своим видом он говорит: "Конечно, все знают у вас свои методы. Но они такие медленные, мой бедный Мегрэ! Такие старомодные! Судебный следователь вовсе не обязательно дурак, и ему случается, не выходя из кабинета, распутывать дела, перед которыми пасует полиция".
Мегрэ с непроницаемым лицом молча посасывает трубку.
- Кроме того, я направил в Сен-Рафаэль поручение навести справки об образе жизни, который вели там Ле Клоагены.
Молчание комиссара тревожит следователя. Что если полицейский, обиженный конкуренцией, возьмет да и выйдет из игры?
- Извините меня, но вы не можете не согласиться, что столь затянувшееся дело такого рода раздражает общественное мнение и что...
- Вы совершенно правильно поступили, господин следователь. Вот только...
- Что?
- Ничего. Возможно, я ошибаюсь.
По правде говоря, у комиссара неспокойно на сердце. Перед ним опять возникает вчерашний старик, с его стиснутыми руками, залитым слезами лицом и трагическим взглядом, словно вымаливающим у ближних капельку сострадания.
Любопытно, что следователь не ошибся, бросив в начале разговора: "Ваш Октав Ле Клоаген".
- В котором часу ему доставлена повестка?
- Давайте прикинем. Сейчас одиннадцать. Значит, рассыльный должен был попасть на бульвар Батиньоль около десяти тридцати.
- Где состоится освидетельствование?
- Сначала на квартире Ле Клоагенов. В случае необходимости эксперты отвезут старика в какую-нибудь из своих клиник. Хотите присутствовать?
- Пожалуй, да.
- Итак, до скорого, дорогой комиссар.
Разумеется, Мегрэ несколько задет тем, что к такой мере прибегли, не посоветовавшись с ним. Правда, сегодня он запоздал на набережную Орфевр, а его искали.
Но помрачнел и словно отяжелел он не только от обиды. Ему кажется...
Как бы это сказать? Его Ле Клоаген... Вот именно... Ему кажется, что только он способен проникнуть в душу странного старика. С самого начала, с приезда на улицу Коленкура, этот человек волнует его, и что бы ни делал комиссар, он не перестает думать о нем. Мысль о Ле Клоагене не оставляла его ни в кафе, где он с одного взгляда отыскал "Пикпюса", ни в кабинете г-на Друэна, хотя по видимости он занимался там исключительно Маскувеном и г-ном Блезом.
- Входи, Люкас.
Люкас, бесспорно, в курсе событий: недаром он украдкой поглядывает на своего начальника.
- Кто из наших сейчас на бульваре Батиньоль?
- Жанвье.
Мегрэ стоит у распахнутого окна, и - странное дело! - ему вспоминаются стихи, заученные наизусть еще в школе:
Пусть чисты небеса, пусть безмятежно море - Как встарь, мрачат глаза вдове матросской горе...
Не относится ли это отчасти и к нему? Сена течет в атмосфере подлинного апофеоза. Глядя на суетливых, как муравьи, прохожих, невольно думаешь, что весь Париж захлебывается радостью жизни. Люди удят рыбу, бассейны переполнены купальщиками, улицы и бульвары заполнены симфонией автомобильных гудков, которая вместе с мелкой золотой пылью возносится к безупречно голубому небу.
Пусть чисты небеса...
Необычное у него все-таки ремесло! Два удара ножом в спину женщины, которую он никогда не видел... Старик, исходящий потом от страха...
Служащий фирмы, бросающийся в Сену с Нового моста... Кричаще вульгарный календарь в кафе на площади Республики...
- Что нам делать, шеф?
- Как там господин Блез?
- Как обычно. Сейчас, видимо, направляется на биржу. За ним идет Рюэль.
Поиски зеленой спортивной машины и брюнета с двумя золотыми зубами тоже безуспешны. Служаночка молочника Эмма целыми днями наблюдает за улицей в надежде увидеть своего красавца автомобилиста и не опознает ни одной предъявленной ей фотографии.
- Соедини меня с туристическим агентством на площади Мадлен. - Комиссар все с тем же озабоченным видом берет трубку. - Алло! Мадмуазель Берта? Говорит Мегрэ... Да... Нет... Напротив... С ним все в порядке - через несколько дней выпишется... В котором часу у вас перерыв? В полдень?.. Я не очень обременю вас, если приглашу позавтракать со мной в каком-нибудь ресторанчике поблизости от вашей службы?.. Что, что?
Хорошо... До скорого.
Он берет такси и вылезает из него как раз в ту минуту, когда все учреждения на площади Мадлен и Бульварах выплескивают на тротуар поток служащих. Комиссар тут же отыскивает глазами красную шляпку и свежее личико с ямочками на щеках, которое, несмотря ни на что, выражает легкое беспокойство.
- Уверяю вас: ничего не случилось. Просто мне захотелось поболтать с вами.
Прохожие поглядывают вслед парочке: везет, однако, этому пожилому дяде!
- Закуски любите?
- Обожаю.
Мегрэ выбирает ресторанчик, рассчитанный на постоянных клиентов,закуски там свежие и в большом выборе. Садятся они с Бертой у окна. Все это смахивает на кутеж, тем более что комиссар заказал бутылку эльзасского, длинное горлышко которой выглядывает из ведерка со льдом.
- Скажите, мадмуазель Берта, когда ваши родители умерли, но вы продолжали учиться благодаря помощи Маскувена... Грибков положить?.. Так вот, я полагаю, он поместил вас в какой-нибудь пансион?
- Да, к монахиням в Монморанси.
- Это, наверно, недешево ему стало?
- Мне было так стыдно! Я знала, что зарабатывает он немного. Но Жозеф твердил, что он в неоплатном долгу перед нашей семьей... Уверена, он порой голодал, лишь бы у меня было все необходимое.
- Долго вы пробыли в пансионе?
- До восемнадцати лет. Я вам уже говорила, что хотела из экономии поселиться с ним, но он не соглашался. Вот тогда он и снял мне квартирку в квартале Терн.
- Меблированную, разумеется?
- Нет. Он не любил меблирашек. Считает, что девушке они не подходят: там всегда убого и грязно.
- Это было пять лет назад? - уточняет Мегрэ.
- Верно. Вы правильно подсчитали. Мне сейчас двадцать три.
- Скажите, мадмуазель, вас не очень затруднит показать после завтрака вашу квартиру такому старому сычу, как я?
- Ни капельки не затруднит. Только... Что я скажу привратнице?
- Что я друг Маскувена. Она ведь знает, что он в некотором роде ваш брат?.. Ешьте, ешьте, пожалуйста. Я порчу вам аппетит своими нелепыми вопросами.
Слава Богу, он не один! В зале есть и другие мужчины его возраста, которые завтракают тет-а-тет со столь же молодыми и почти столь же миленькими особами.