Обзаведясь
такимспутникомжизни,онаможет распорядитьсяпосвоемувкусусвоей
судьбой,будучи защищена законом иподдержанатеми связями,которыеей,
безусловно,обеспеченывПариже ееумомикрасотою.Наиспредвкушала
удовольствия подобной свободы. Г-н де Баржетон полагал, что делает блестящую
партию, ибо он рассчитывал, что тесть не замедлит оставить емув наследство
имение, котороетот расширял с такой любовью,но в товремя казалось, что
скорее г-ну де Негрпелис доведется сочинять эпитафию своему зятю.
В ту пору г-же де Баржетон было тридцать шесть лет, а ее мужу пятьдесят
восемь.Различие возрастовпоражалоособеннонеприятнопотому,чтоде
Баржетонаможно было счестьза семидесятилетнего старика, межтем как его
жена моглабезнаказанноразыгрывать изсебямолодую девушку, одеваться в
розовые платья и причесыватьсяпо-девичьи.Хотя состояниеих приносило не
свыше двенадцати тысяч ливров годовой ренты,они причислялись к шести самым
богатымсемьям старого города, исключая купцов и чиновников. Необходимость,
в ожидании наследства, ухаживать за отцом, чтобы затемпереселиться в Париж
- а старик пережил зятя! - принудила г-жу деБаржетонжить в Ангулеме, где
блистательные качества ума и нетронутыесокровища, таившиеся в сердце Наис,
обречены были увядать бесплодно и современем стать смешными. И точно, наши
смешные стороны рождаютсяобычноиз прекрасных чувств, издостоинствили
способностей, доведенныхдо крайности.Гордость,неумеренная привычками
большого света,перерождается в чопорность,размениваетсяпопустувместо
того, чтобы приобретать величие вкругу возвышенных чувств. Восторженность,
достоинствоиздостоинств, порождающаясвятых,вдохновляющаянатайное
самопожертвование ипоэтические взлеты, обращаетсявплену провинциальной
жизни в напыщенность. Вдали отцентра,где блистают великие умы, где самый
воздух насыщен мыслью, где все постоянно обновляется, старомодной становится
дажеобразованность, вкуспортится, какстоячая вода.Страсти, не находя
выхода,мельчают,возвеличиваямалое.Вот причинаскупостиисплетен,
отравляющихжизньв провинции!Узость мыслиимещанство вбытубыстро
прививаются самойутонченнойнатуре.Так погибаютмужчины, недюжинные от
природы, женщины, обещавшие стать очаровательными, пройди они школу большого
света и обогатисьдуховно под влиянием возвышенных умов.Г-жаде Баржетон
бралась залиру по самому ничтожному поводу, не отличаяпоэзии для себя от
поэзиидля общества. Однако ж есть неизъяснимые чувства, их надобно таить в
себе.Конечно,солнечный закат-величественная поэма,но несмешна ли
женщина, описывающая егов пышныхсловах людям, лишенным воображения? Есть
радости, которыми могут наслаждаться только поэт с поэтом, сердце с сердцем.
У нее была слабость к вычурным фразам, нашпигованным высокопарными словами и
остроумно именуемым тартинкамина жаргоне журналистов, которыекаждое утро
угощают имисвоихподписчиков,проглатывающихих,какбыони нибыли
неудобоваримы.
У нее была слабость к вычурным фразам, нашпигованным высокопарными словами и
остроумно именуемым тартинкамина жаргоне журналистов, которыекаждое утро
угощают имисвоихподписчиков,проглатывающихих,какбыони нибыли
неудобоваримы. Оначересчур злоупотребляла превосходнойстепенью,и вее
речахнезначительные вещи принимали чудовищныеразмеры. Вту пору она уже
стала все типизировать, индивидуализировать, синтезировать, драматизировать,
романтизировать, анализировать, поэтизировать, прозаироватъ, ангелизировать,
неологизироватъ,трагедизировать,унеебылакакая-тотитаномания; что
делать, приходится порой насиловать язык, чтобы изобразить новейшие причуды,
усвоенные иными женщинами! Впрочем, мысль еевоспламенялась, как и ее речь.
Исердцеееиустапелидифирамбы.Онатрепетала, оназамирала, она
приходила в восторг решительно от всего: и от самопожертвования какой-нибудь
кармелитки, и от казнибратьев Фоше, от "Ипсибоэ"виконта д'Арленкура и от
"Анаконды"Льюиса, отпобегаЛавалетаи от отваги своейподруги, криком
обратившейв бегствоворов.Длянеевсе было возвышенным,необычайным,
странным,божественным,чудесным. Онавоодушевлялась, гневалась, унывала,
окрылялась, опускала крылья,взиралато нанебо, то наземлю;глазаее
источалислезы.Она растрачивалажизньнавечныевосхищенияичахла,
снедаемая неизъяснимымпрезрениемковсему миру. ОнапонималаЯнинского
пашу, она желалапомериться сним силамивего серале, ее пленяла участь
женщины, зашитой вмешоки брошенной вводу. ОназавидовалаледиЭстер
Стенхон,этомусинемучулку пустыни.Онамечталапостричься в монахини
ордена Святой Камиллы и умереть в Барселоне от желтой лихорадки, ухаживая за
больными: вот высокая и достойная судьба! Короче, она жаждала всего, чтоне
было прозрачным источником еежизни,скрытым в густых травах.Она обожала
лордаБайрона,Жан-ЖакаРуссо,всепоэтическиеидраматические
существования. Она приберегала слезыдля всех несчастийи фанфары для всех
побед.ОнасочувствовалаНаполеонувизгнании,онасочувствовала
Мехмету-Али,истреблявшемутирановЕгипта.Короче,онаокружаланеким
ореолом гениальныхлюдей и воображала, чтоони питаются ароматами и лунным
светом. Многим она казалась одержимойбезумием, не опаснымдля окружающих;
но проницательныйнаблюдатель во всех этих странностях приметил быобломки
великолепнойлюбви,рухнувшей,едвавозникнув,развалинынебесного
Иерусалима, словом, любовьбезвозлюбленного.Таконоибыло.Историю
восемнадцатилет замужества г-жи деБаржетонможно рассказатьв немногих
словах.Некотороевремяонажиласвоимвнутренниммиромисмутными
надеждами. Затем поняв, что жизнь в Париже, по которой она вздыхала, для нее
невозможна, ибо ей не по средствам, она стала присматриваться к окружающим и
ужаснуласьсвоегоодиночества.