Да, в Нюрнберге СС была признана преступной организацией. Но есть и другие факты: от рук коммунистов погибло в тринадцать раз больше эстонцев, чем от рук фашистов. И я сейчас повторяю вопрос, который задал руководитель общества «Мементо» господин Уно Сяэстла на открытии мемориала возле Синимяэ: «Когда будет Нюрнберг для коммунистов?» Пора перестать препарировать историю в угоду политической конъюнктуре. Поэтому мы будем приветствовать фильм Марта Кыпса, но лишь в том случае, если в нем не будет никаких недомолвок. Героями фильма должны быть те, кто был в действительности: отважные эстонские солдаты и офицеры 20‑й дивизии СС во главе со своим командиром штандартенфюрером СС Альфонсом Ребане!
– Послушай, Сенька, – обратился я к Артисту. – Ты уверен, что это тот фильм, с которого начнется твое победное шествие к вершинам Каннского фестиваля?
– А также берлинского и монакского? – поддержал меня Муха.
– Что ты несешь, что ты несешь? – разозлился Артист. – Какой фестиваль в Монако? В Монако играют в рулетку, а не смотрят кино!
– Да? – сказал Муха. – А я и не знал.
– Ты не ответил на мой вопрос, – напомнил я Артисту. Но он лишь сердито засопел и отвернулся к трибуне.
– Господа, наша пресс‑конференция превращается в политический диспут, – заявил Кыпс. – Я обдумаю все, что услышал. Я открыт для любых мнений. Но особенно значимым для меня будет мнение генерал‑лейтенанта Кейта. А сейчас прошу задавать вопросы, относящиеся непосредственно к съемкам. Я вижу, есть вопрос у корреспондента российской телекомпании НТВ. Прошу вас, господин корреспондент.
– Спасибо. Среди гостей присутствует господин Генрих Вайно, влиятельный правительственный чиновник. Значит ли это, что правительство Эстонии поддерживает идею создания этого фильма?
К микрофонам подошел высокий пожилой эстонец, плотный, с крупной бритой головой, одетый строго официально. Вероятно, он не ожидал, что станет активным участ‑ником пресс‑конференции, но ответил уверенно, без малейшей задержки:
– Нет, не значит. Но мы не считаем себя вправе вмешиваться в творческую жизнь эстонских деятелей культуры. Поэтому я присутствую здесь в качестве наблюдателя. И не считаю возможным давать какие бы то ни было комментарии.
– А теперь, дамы и господа, – сенсация! – объявил Кыпс. – Здесь находится человек, присутствие которого во время съемок придаст творческому процессу некую ауру, привнесет в сегодняшний день живой отголосок души Альфонса Ребане. Между прошлым и настоящим всегда есть незримая связь. Она эфемерна, но она есть. И поэтому я с особенным удовольствием представляю вам прямого потомка героя нашего фильма, его внука – историка и художника Томаса Ребане! Итак, господа, Томас Ребане!
Возле микрофонов появился будто бы вытолкнутый из толпы почетных гостей долговязый малый. Он был в коротком белом плаще и прекрасно сшитом сером сюртуке, с хорошо уложенными светлыми волосами, элегантным красным галстуком‑бабочкой и красной гвоздикой в петлице. Но вид у него был явно растерянный и даже, как мне показалось, слегка затравленный. Появление его в центре всеобщего внимания было, похоже, сюрпризом не только для публики, но и для него самого.
Аудитория сначала удивленно примолкла, потом оживилась, раздались аплодисменты, зашуршали моторы телекамер, засверкали блицы фотокорреспондентов. Томас Ребане довольно быстро освоился и даже галантно поклонился, как бы благодаря за внимание, вовсе не заслуженное его скромной персоной.
– Господа журналисты, можете задавать вопросы! – разрешил Кыпс.
Первым оказался корреспондент газеты «Эстония».
– Черт побери, Томас! – сказал он.
– Черт побери, Томас! – сказал он. – Я знаю тебя больше десяти лет – с тех пор, как тебя вышибли с истфака Тартуского университета. Но даже и не подозревал, что ты внук национального героя Эстонии. Почему ты молчал?
– Да я и сам не знал, – ответил Томас. – Мне сказали об этом всего две недели назад.
– Кто тебе об этом сказал?
– Ну, те, кто меня нашли.
– А конкретно? Или это секрет?
– Да нет. Господин Юрген Янсен.
Член политсовета национал‑патриотов, которого Кыпс представил как одного из главных спонсоров, приблизился к микрофонам и уверенным жестом руки попросил внимания:
– Позвольте мне дать пояснения. Да, действительно всего две недели назад я сообщил Томасу, что он является внуком Альфонса Ребане. Но знали мы об этом давно. Просто не было документов, которые подтверждали бы это с полной достоверностью. Альфонс Ребане был для коммунистов злейшим врагом. Поэтому родители Томаса тщательно скрывали это опасное для них родство. По вполне понятным причинам не афишировал его и Альфонс Ребане. Что же касается вашего не слишком тактичного замечания о том, что Томаса Ребане «вышибли» с исторического факультета, то тут есть и другое объяснение. Он сам ушел из университета, так как чувствовал интуитивное неприятие той идеологизированной лжи, которая в советские времена выдавалась за историю. Не так ли, Томас?
– Да, конечно, – покивал Томас. – Если честно, вышибли меня за прогулы. Но историю я действительно никогда не любил. Клио никогда не относилась к числу любимых мной муз.
– А с каких пор ты художник? – не унимался корреспондент «Эстонии». – Об этом ты тоже узнал всего две недели назад?
Томас обиделся. Из кармана плаща он извлек журнал с яркой глянцевой обложкой и продемонстрировал его публике:
– Это журнал «Дойче арт». Месяц назад в мюнхенском музее «Новая пинакотека» проходила выставка современного искусства из частных коллекций. А «Новая пинакотека» – это, кто не знает, как Эрмитаж. На выставке была и моя картина, я назвал ее «Композиция номер шесть». Она была отмечена в статье одного из самых известных немецких искусствоведов доктора Фишера. Так что можешь засунуть свою иронию... В общем, ты знаешь, куда ее засунуть.
Ответ Томаса вызвал одобрительные смешки в публике.
– Ты – в «Новой пинакотеке»? – поразился настырный корреспондент. – Что же написал о твоей картине доктор Фишер?
– Пожалуйста, могу прочитать. – Томас раскрыл журнал и нашел нужное место. – «Композиция номер шесть» молодого эстонского художника Томаса Ребане – это похмелье красок, обнаженный примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание".
– И что это значит? – озадаченно спросил журналист.
– Что?
– То, что написал о твоей картине доктор Фишер.
– А! Ну, это типа того, что я выразил свое отношение к этому, как его... В общем, к советской власти.
– Прекрасно, Томас Ребане! – заявил корреспондент «Ээсти курьер». – Прекрасный ответ! Вы помните своего знаменитого деда?
– Увы, нет, – ответил Томас. – Я его никогда не видел.
– Но вы ощущали его присутствие в своей судьбе?
– Я? Да, конечно. А как же? Иногда ощущал. Но каким‑то странным, даже мистическим образом. Словно кто‑то предостерегал меня от одних поступков и поощрал к другим. Должен признаться, я не всегда следовал этим советам.