Тут же стояли обрубленные ногистепных
лошадей, огромные, с широкоразросшимися,неуклюжимикопытами.Мясник,
бородатый донец, кричал, размахивая над рогожей-фартуком кровавыми руками:
- Кому жеребчика степного? Холку, голову, весь озадок? Смачно жаритьс
перцем, с чесноком - объедение!
- Ты, кунак, махан ел?
- Ел! - бойко отвечает мясник. - И тебе,казак,незапрещу:степная
жеребятина мягче теленка. Купи барана, вепря - тоже есть.
- А ну, кажи барана! Пса не дай...
- Пса ловить нет время, пес без рог... Баран вот!
- Сытой, нет? Ага!
- Нехристи! Жрут, как татарва: коня - так коня, и гадов всяких с червью
купят, тьфу! - Боярин плюнул, нахмурился; говоря, он понизил голос.
Дьяки, побаиваясь его гнева, отстали.
Старик, постукивая по камням, пыля песок посохом, шел, спешно убегая от
вида и запахов рынка.
- Идет не ладно, а сказать - озлится!
Молодой дьяк ответил бородатому:
- Пущай...
- Озлится! К гневному не приступишь, мотри...
Боярин разошелся в шинки: дубовые сараи распахнуты, из дверей и с задов
несет густой вонью - водки, соленой рыбы и навоза. Шинки упираютсязадами
в низкий плетень, у плетня торчмя вперед краснеют и чернеют шапки, желтеют
колени - люди опорожняются. Здесь едкопахнетгнилым,моченнымвводе
льном.
Старикчихнул,полойкафтанаобтербородуизакрылнизлица.
Отшатнулся, попятился, повернул к дьякам.
Заглядывая боярину в глаза, Ефим заговорил:
- Крепко у нас на Москве, боярин, эким по задамторгуют,чубатыееще
крепче, мекаю я?
- Занес, сатана! К церкви идем, а куды разбрелись? Водчийпес!Где-
так востер, тут вот - глаз туп.
- Церковь у нихдревняя,боярин,розваляетсяскоро.Нашиимнову
кладут, да они, вишь, любят свое - так тут, подпирать чтоб, столбыкней
лепят.
- Б...дослов! - зашипел боярин. - Кабы на Москве о церкви такоемолвил
- свинцу в глотку: не богохуль на веру... Я ужо тебе!..
Дьяк ждал удара, но боярин опустил посох. Дьяк, снявшапку,заговорил
жалостливо:
- Прости, боярин! Много от ихней бузы брюхом маюсь, ино в головепотуг
и пустое на язык лезет.
- Ну и ладно! Тому верю... Только не от бузы брюходует-отяства:
брашно у разбойников с перцем, с коренем, а пущетого-неведомо,кого
спекли: чистое ли? Ты, дьяк, ужо с опаской подсмотри за ними...
- Чую, боярин. Дай буду путь править вот этим межутком - и у церкви.
Старик, боясь опередить дьяка, шел, боязливо косясь нашинки,гдесо
столов висели чубатые головы и крепкие, цвета бронзы, руки. В шинках пили,
табачный дым валил из дверей, как на пожаре, слышались голоса:
- Рони, браты, в мошну шинкаря менгун!
- Пей! На Волге тай на море горы золота-а!
- Московицки насады да бусы [большие долбленые лодки] дадутодежитай
хлеба-а!
- Гнездо шарпальников! - шипел боярин.
9
На площади собрались казаки иказачки,мужикивлаптях,вшироких
штанах и белых рубахах, - к церкви скоро не пройдешь.
Недалеко от церквивозведеновозвышение,двестарыхказачкибойко
постилают на возвышении синюю ткань и забрасывают лестницу плахтамиярких
цветов.
Боярин тихо приказал:
- Проведай, Ефим, кому тут плаха?
Дьяк от шутки господина с веселымлицомполезвтолпу;вернувшись,
сообщил:
- Женятся, боярин! Шарпальники московских попов не любят икрутятсяк
лавке лицом да по гузну дубцом...
- То забавляешь ты! А как по ихнему уставу?
- Стоят, народу поклоны бьют, потом невесту бьют!
- Ты сказывай правду!
- А вот их ведут! Проберемся ближе, узрим, услышим, не спуста мы -уши
да око государево...
- Держи язык, кто мы! Крамари мы... Не напрасно разбойник таковеличал
нас...
- Ближе еще, боярин, - вон молодые...
На возвышение с образом в руках, прикрытым полотенцем,всинемновом
кафтане, без шапки вошел черноволосый Фрол Разин. Следом за ним два видока
(свидетели), держа за руки - одинжениха,другой-невесту,вошлина
помост, поклонились народу. Фрол с образомотошелвглубь,некланяясь.
Видоки каждый на свою сторону отошли, встали на передних углах возвышения.
Жених взял невесту за руку, еще оба поклонились народу.
На Степане Разине - белый атласный кафтан с перехватом; по перехвату-
кушак голубой шелковый, на кушаке-короткийкривойножвсеребряных
ножнах, с ручкой из рыбьего зуба.Наголове-краснаяшапкасузкой
меховой оторочкой. Черные кудри выбивались из-под шапки.
Невеста - в коричневом платье, на голове -синяяпрозрачнаяповязка;
повязка спускалась сзади, ею были перевиты русые косы.
-Шарпанойнаемкафтан,боярин,московской,становой,виранной
жемчугами, - зашептал Ефим.
- Пошто толкуешь спуста! Али я покроев кафтана не знаю!
Другой дьяк шепнул:
- Чуют нас, бойтесь...
- Еще дурак, - сказал старик, - ништокомусказываем.-Онвсеже
опасливо оглянулся и, не видя, кто бы ими занимался, прибавил: - Палача бы
сюда! Помост налажен, и сидению нашему конец!
Ефим начал громко смеяться.
- Пасись, дьяк, - народ не свой!
Жених на помосте, выставив правую ногу в желтом сафьянном сапоге,взяв
шапку в левую руку, стал креститься. Невеста, глядя нацерковь,-тоже.
Потом оба поклонились навсестороны.Женихголосом,далекослышным,
проговорил:
- Жена моя, атаманы-молодцы, и вы, добрые казаки, и люди все, вот!Кто
не ведает ее имя, тому сказываю: она Олена Микитишна, дочь вдовицыказака
Шишенка...
- А ведаешь ли, казак, что батько твой Тимоша ныне помер?
- Мертвого не оживишь, казак! Что есть - не поворотишь. Ведаю смертьи
отца жалею, да гулебщику казаку дома сидеть мало; отойдет свадьба - снесем
упокойного, благо - он в своем дому, и на могиле над ним голубец справим -
по чести.
- Женись, казак! Нету время охотнику дома сидеть, слезы ронить.
- Дид древний - во сто лет был!..
Жених повернулся к невесте:
- Олена Микитишна! Будь женамоя,-станулюбитьи,скольможно,
хранить тебя и дарить буду.