- Дид древний - во сто лет был!..
Жених повернулся к невесте:
- Олена Микитишна! Будь женамоя,-станулюбитьи,скольможно,
хранить тебя и дарить буду.
Разин поклонился невесте в пояс.
- А ты, Степан Тимофеевич, будь моим мужем любимым, и только до тебяя
предалась душой - и телом тебе предамся...
Невеста поклонилась жениху в ноги. Потом встали рядом, глядя впередна
толпу.
Видок со стороны жениха одернул на ремне черкесскую саблю. Егоширокая
грудь под синим кафтаном подалась вперед, но он молчал,одергиваячерные
небольшие усы, поправил под запорожскойшапкойгустые,какукалмыка,
черные волосы, заговорил негромко:
- Атаманы, ясаулы и весь народ! Я, Василий Лавреев, прозвищем Васька Ус
(*26), казак, ведомый вам, - в охотниках хожалый атаманом, -даючестное
слово свое за жениха Степана Разина, в товарищах ратных ведомого, что буду
держать его на правду, чтоб он не обижал жену свою Олену Микитишну,идо
вас доводить, ежели нечестен с женой будет.
Видок, не кланяясь народу, отошел в глубь помоста.
Кто-то крикнул в толпе на площади:
- Ведомые видоки! Через год, а то ближе другому невеступолойзакрыть
придется...
- Там увидим! - ответил еще голос.
Сухой и крепкий, среднего роста, сзолотойсерьгой-кольцомвправом
ухе, поправляя рукой короткий нож на шелковом кушаке,заговорилневестин
видок, и голос его зазвенел на всю площадь неприятным и резким звоном:
- Я Сергей Тарануха! (*27) От бельма в глазу званый - Сережко Кривой, в
охотниках хожалый с малых лет,-моюсаблюнюхаликизылбаши,турчин,
татарва и кайдатцкие горцы. Ведаю невесту Олену Микитишну честнойдевкой,
буду сказывать без лживам,атаманы,народвесь,имужуееСтепану
Тимофеевичу, что усмотрю: худые дела за ей не скрою!
Одернув полу красного, с перехватом, кафтана, видок отошел.
- Разойдутся - суди, кто худ, кто хорош!
- Ладу не будет - не нам судить!
- А ну, целуйтесь, молодые, да потчевайте народ водкой!
Жених с невестой отступили. На помостбойковошластараяказачкав
плахте, в белой рубахе. В морщинистыхрукахонадержаларогатуюкику,
расшитую по розовому желтымисмазнями[смазни-шлифованноестеклос
цветной подкладкой] с белым бисером. Стараяпоклониласьжениху,невесту
поцеловала в губы и тут же сняла ловко и быстро с головыдочериповязку,
скрутила в узел косы и, обнажив шею и ушимолодой,прикрылакосыновым
убором.
Старая, переменяя убор на голове дочери, говорила громко:
- Уши отомкнула тебе, чтобмужаслушать!Волосыподбираю,чтобне
мотали, хозяйству не мешали. Люби мужа, Оленушка!
Поклонилась молодому в ноги.
- А ты, Степанушко, люби дочь мою... в строгости держи и не греши, коли
что худое скажут...
- Буду любить, Анна Андреевна!
В красном бархатном московском кафтанесостоячимкозырем,расшитым
жемчугом и золотом, напомостмедленно,степенновошелсамвойсковой
атаман.
Фрол передал атаману образ.МолодыепоклонилисьвпоясКорнею
Яковлеву и образ поцеловали.
Атаман сказал:
- Буду я вам, Степан и Олена, заместо отца вашего Тимофея Рази инынче
прошу к посаженому и хрестному отцу в дом свадьбу пировать!
Передав образ Фролу, атаман повернулся к народу и крикнул громко:
- Пир на пир - живым,амертвым-памятьвечная!Вчерапировали,
атаманы-молодцы,деладелали,-нынчепрошурадостьделитьсмоим
хрестником, хрестницей и со мной, их батьком!
Площадь радостно и буйно загудела.
- Вот те тут все, боярин! - сказал Ефим.
Зазвонил жидко старый колокол церкви Ивана Воина. Боярин снял мурмолку,
дьяки скинули шапки.Младшийдьяк,крестясь,думал:"Ужелистарыйв
церковь пойдет? Как пес я жрать хочу..."
Боярин по опустевшей площади пошел к церкви.
10
Жгучий день, с белой от света водой реки, ночью затянуло какбудтобы
стеклянной занавеской. Тени от домов идеревьевлеглипобеломупеску
хрустально-зеленоватые. Краски одежд - кафтанов, летних кожухов ипестрой
плахты-сталимутно-тусклые.Давноужбольшаялунастоитна
водянисто-зеленоватом небе. Много огней в доме атамана; из отодвинутых рам
из окон плывут дым и пар. Пьяные казаки, казачки, мужики в лаптях, свитках
выходят, шатаясь и тычась, накрыльцоатаманскойизбы;скрыльцакто
ползет, кто идет, пригнувшись, на двор. А бабы, девки,подпив,собрались
под окнами в большой круг, начинают высмеивать невесту:
- Зачинай, односумка!
- Тутотка можно!
Одна запевает:
Как у нас-то на свадьбе
Хмель да дуда-а!
Ду-ду-ду...
Хмель говорит - я с ума всех сведу! -
Дубова бочечка, бочечка, бочечка...
Верчена в ей дырочка, дырочка.
Кто вертел, тот потел да потел.
Стенько, ты не потел, да свое проглядел!
Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду.
- Стенько, а невеста не предалась! Стенько, гони сюда ее матку, - хомут
ей наложим, хитрой бабе!
- Зачинай, односумка-а, ты!
- Ще вы, бисовы дочки, по-московицки граете?
- Ой, а московицко жениху любо-о!
Гей, у Дону камышинка заломана.
Старым дидом девка зацелована!
Ду-ду-ду-ду-ду-ду,
Дубова бочечка, бочечка,
Верчена в ей дырочка, дырочка-а!
До основания вздрогнуло крыльцо атаманского дома.Накрыльце,топнув
ногой, стоял жених, кудризакрывалиполовинулица,наширокихплечах
поблескивал в лунном отсвете атласный белыйкафтан,залитыйнаширокой
груди красным хмельным медом. В правой руке Разина пистолет:
- Гей, жонки, и тот, кто позорит мою молодую жену!
Толпа женщин хлынула за ворота атаманского двора, но и дальниеслышали
страшный голос:
- Того, кто кричит лжу, я зову на расправу.
Он поднял опущенную голову, мотнул ею - лицо бледно, надвысокимлбом
дыбом встали черные кудри.