Ноэль Шудлер вытянул свой огромный указательный палец и пощекотал ручку
младенца.
И тотчас над колыбельюсклонилисьчетырестарика;извысокихтуго
накрахмаленных глянцевитых воротничков выступали ихморщинистыешеи,на
отечных лицах выделялись лишенныересницбагровыевеки,лбы,усеянные
темными пятнами, пористые носы; ушиоттопыривались,редкиепрядиволос
пожелтели и топорщились.Обдаваяколыбельхриплымсвистящимдыханием,
отравленным многолетним курением сигар,тяжелымзапахом,исходившимот
усов, от запломбированных зубов,онипристальноследилизатем,как,
прикасаясь к пальцу деда, сжимались и разжимались крошечныепальчики,на
которых кожица была тонка, словно пленочка на дольках мандарина.
- Непостижимо, откуда у такого малютки столько силы! -прогуделНоэль
Шудлер.
Четверо мужчин застыли над этой биологической загадкой, надэтимедва
возникшим существом, - отпрыскомихкрови,ихчестолюбийинынеуже
угасших страстей.
И под этим живым четырехглавымкуполоммладенецпобагровелиначал
слабо стонать.
- Во всяком случае, у него будет все для того, чтобы статьсчастливым,
если только он сумеет этим воспользоваться, - заявил,выпрямляясь,Ноэль
Шудлер.
Гигант отлично знал цену вещам и уже успел подсчитать все, чем обладает
ребенок или в один прекрасный день станет обладать, все, что будеткего
услугам уже с колыбели: банк, сахарные заводы, большая ежедневнаягазета,
дворянский титул, всемирная известность поэта и его авторские права, замок
иземлистарогоУрбена,другиеменеекрупныесостоянияизаранее
уготованное ему местовсамыхразнообразныхкругахобщества-среди
аристократов, финансистов, правительственных чиновников, литераторов.
Зигфрид Шудлер вывел своего сына из состояния задумчивости. Дернувего
за рукав, он громко прошептал:
- Как его назвали?
- Жан-Ноэль, в честь обоих дедов.
С высоты своего роста Ноэль еще раз бросил цепкий взгляд темных глаз на
одного из самых богатых младенцев Парижа и горделиво повторил, теперьуже
для самого себя:
- Жан-Ноэль Шудлер.
С городской окраины донесся вой сирены. Всеразомподнялиголовы,и
только старый барон услышал лишь второй сигнал, прозвучавший более громко.
Шли первые недели 1916 года. Время отвремениповечерам"Цеппелин"
появлялся над столицей, которая встречала его испуганным ревом, после чего
погружалась во тьму. В миллионахоконисчезалсвет.Огромныйнемецкий
дирижабль медленно проплывал над потухшейгромадойгорода,сбрасывалв
тесный лабиринт улиц несколько бомб и улетал.
- Прошлой ночью в Вожираре попало в жилой дом. Говорят, погиблочетыре
человека, среди них три женщины, - проговорил Жан де ЛаМоннери,нарушив
воцарившееся молчание.
В комнате наступила напряженная тишина. Прошло несколькомгновений.С
улицы не доносилось ни звука, только слышно было, какнеподалекупроехал
фиакр.
Зигфрид снова сделал знак сыну, и тот помог ему надеть пальто, подбитое
мехом; затем старик опять уселся.
Чтобы поддержать беседу, баронесса Шудлер сказала:
- Одинизэтихужасныхснарядовупалнатрамвайныйпуть.Рельс
изогнулся в воздухе и убил какого-то несчастного, стоявшего на тротуаре.
Неподвижно сидевший Ноэль Шудлер нахмурил брови.
Поблизости вновь протяжно завыла сирена, госпожа де Ла Моннериманерно
прижалауказательныепальцыкушаминеотнималаих,покане
восстановилась тишина.
В коридоре послышались шаги,дверьраспахнулась,ивпалатувошла
сиделка. Это была рослая, уже пожилая женщина с поблекшим лицом ирезкими
жестами.
Она зажгла свечу на ночномстолике,проверила,хорошолизадернуты
занавески на окнах, потушила лампу над изголовьем.
- Не угодно ли вам, господа, спуститься в убежище? - спросиласиделка.
- Оно находится здесь же, в здании. Больную нельзя ещетрогатьсместа,
врач не разрешил. Быть может, завтра...
Она вынула младенца из колыбели, завернула его в одеяло.
- Неужели я останусь одна на всем этаже?-спросилароженицаслабым
голосом.
Сиделка ответила не сразу:
- Полноте, вы должны быть спокойны и благоразумны.
- Положите ребенка вот здесь, рядомсомной;-проговориламолодая
мать, поворачиваясь спиной к окну.
В ответ на это сиделка лишь прошептала: "Тише", -иудалилась,унося
младенца.
Сквозь открытую дверь роженица успела разглядетьвсиневатомсумраке
коридоратележки,вкоторыхкатилибольных.Прошлоещенесколько
мгновений.
- Ноэль, я думаю, вам лучше спуститься в убежище. Не забывайте,увас
слабое сердце, - проговорила баронесса Шудлер, понижаяголосистараясь
казаться спокойной.
- О, мне это ни к чему, - ответил Ноэль Шудлер. -Разветолькоиз-за
отца.
Что касается старика Зигфрида, тоондажеинестаралсяподыскать
какое-нибудь оправдание, а сразу поднялся с места исявнымнетерпением
ждал, когда же его проводят в убежище.
- Ноэль не в состоянии оставаться в комнате во время воздушныхтревог,
- прошептала баронесса госпоже де Ла Моннери. -Втакиеминутыунего
начинается сердечный приступ.
Члены семьи де Ла Моннеринебезпрезрениянаблюдализатем,как
суетятся Шудлеры. Испытывать страх еще можно, но показывать, чтобоишься,
просто непозволительно!
Госпожа де Ла Моннери вынула из сумочки маленькие круглые часики.
- Жан, нам пора идти, если мы не хотим опоздать в оперу, -проговорила
она, выделяя слово "опера" и подчеркивая этим, что появление дирижабляне
может ничего изменить в их вечерних планах.
- Вы совершенно правы, Жюльетта, - ответил поэт.
Он застегнул пальто, глубоко вздохнул и,словнонабравшисьсмелости,
небрежно прибавил:
- Мне еще нужно заехать в клуб.