Он причинил мне немало огорчений.
Затем добавила:
- Дочь уже предупредили?
- Да, сударыня, утром ей послали телеграмму.
- Значит, все идет как полагается, - заключила супруга поэта.
И она возвратилась к своим танцовщицам и пастушкам величиною с ноготок.
А в это время на первом этаже, в кухне, сидел, уронив рукинаколени,
старый лакей, в тот день облачившийся в поношенные брюки хозяина дома.Он
то и дело вставал и подходил к приглушенно звонившему телефону (ваппарат
был предусмотрительно заложен лоскут материи) или отпиралвходнуюдверь,
чтобывпуститьзапоздалогопосетителя,желавшегооставитьвизитную
карточку и осведомиться осостояниибольного.Этиночныевизитыбыли
последним отблеском полувековой литературной славы Жана де Ла Моннери.
Заплаканная кухарка приготовляла легкий ужин - "ведь не могут же братья
господина графа сидеть всю ночь без еды!"
Старый Урбен сказал, обращаясь к собравшимся в маленькой гостиной:
- Как быть с похоронами? Трудно принять в замке Моглев столько людей. И
помимо всего прочего, это слишком далеко.
- У д'Юинов есть фамильный склеп на Монмартрскомкладбище,такбудет
проще. Думаю, что Жюльетта не станет возражать, - откликнулся генерал.
Генерал был ранен на войне, одно коленоунегонесгибалось,ион
сидел, вытянув перед собой прямую, как палка, ногу.
Наступило молчание, слышались только шагисиделки,возвращавшейсяпо
коридору от графини.
Затем старший из братьев произнес:
- Не по душе мне это кладбище.
- Но ведь его оставят там лишь на время! - заметил младший Ла Моннери.
Жан де Ла Моннери чувствовал, что очки слегка давят на переносицу.Все
его ощущения были теперь приглушены.
Лишь одно оставалось отчетливым и единственно важным: казалось,чья-то
невидимая рука забралась в грудь под левую ключицу и не переставая сжимает
сердце. Он чувствовал, как отчаянно трепещет его жизнь, зажатая этой рукой
и ниоткуда не получающая помощи.
Перед ним на пюпитре,придвинутомксамымглазам,лежалапечатная
диссертация: "Жан де Ла Моннери, или Четвертое поколение романтиков".
В последний раз он вдыхал стольхорошознакомыйзапахчутьвлажной
бумаги и свежей типографской краски, но запах этот казался больному скорее
далеким воспоминанием, а не реальностью; рука егомедленноперелистывала
страницы - их было по шестнадцати в каждойпачке,составлявшейпечатный
лист. Взглядскользилпоровнымстрокам;умирающийкакбудтохотел
проникнутьвприговоргрядущего.Вегослабеющеммозгуэтослово
"грядущее" проносилось, подобно комете, которая оставляет светящийсяслед
над беспредельными, темными, еще бесформенными материками.
Он понимал, что подошел ксамому-краюбездныпоимениНебытие.Ей
суждено навеки поглотить его, и от личностипоэтаЛаМоннериназемле
останется лишь то, что смогут сохранить труды, подобные этойдиссертации,
- беглое изображение, плоское, как офорт, безжизненное, как гипсовый бюст,
лживое, как история.
Неизбежная узость, ограниченность всякого исследования сособойсилой
заставила его почувствовать всю безмерность того,чтодолжнобылоуйти
вместе с ним. Сколькоразегонаполняливосторгомвнезапныеияркие
озарения, сколькоразегомысль,блуждаяпобесконечнымлабиринтам,
казалось, вот-вот отыщет ответ на извечные вопросы и сколько разстаким
трудом обретенная уверенность неумолимо исчезала! И теперь вся жизнь ума и
души, какую невыразишьсловами,должнабылабезвозвратноисчезнуть,
раствориться без остатка воВселенной.Апостоянное,почтиврожденное
удивление, вызываемое мыслью о том, что мир стольвелик,ачеловеческие
деяния столь ничтожны! Кому дано воссоздать все это?
Только он один мог бы сказать,чемикакжил,ккакимисточникам
припадал. Только он один знал, что принадлежит к числу тех немногих людей,
которыеотважилисьдойтидокрайнихпределов,огражденныхневидимой
стеной; он, Жан де Ла Моннери, почти каждый день натыкался на преградуиз
черного мрамора, замыкающую область сознания, подолгубродилвдольэтой
стены в поисках выхода, пыталсявзбиратьсянанее,заглянутьвсферу
бесконечного...
"Именно благодаря этим мгновениям, - подумал он, -яисталвеликим
человеком, да, только благодаря им... Не случайнобывалиночи,когдая
терял сознание за письменным столом".
И все же - вопреки этим мыслям - он созерцал сквозь очки свойобразс
тихой,снисходительнойулыбкой,сневольнымудовольствием,какое
испытывает каждый человек, глядя на свой портрет.
И как сквозь слой ваты, донесся до него собственный голос:
- Отлично, отлично... Просто поразительно.
Стеснение в груди на минуту ослабело, словнорука,сжимавшаясердце,
пошевелила онемевшими пальцами, затем безжалостныетискисомкнулисьеще
сильнее.
"Не надо думать так напряженно, - сказалсебеумирающий,-ненадо
доходить до черной стены..."
Он продолжалперелистыватьстраницыдиссертации,иимя,датаили
заглавие стихотворения то и дело вызывали в памяти далекое прошлое.Перед
егомысленнымвзоромвнезапновставаливоспоминания,ранеескрытые,
погребенные под глубоким слоем жизненных впечатлений.
Жан де Ла Моннери вновь видел юношувсветлыхпанталонахивышитом
жилете, юноша этот обожал верховую езду, отлично фехтовал ипрезиралвсе
окружающее.Дальнейшаяжизньподтвердила,чтоонбылправвсвоем
презрении! Юноша надевал по вечерам сорочки с накрахмаленным, плоеным жабо
и курил длинные итальянские сигары с воткнутыми в нихсоломинками,часто
бывал уЛеконадеЛиляичувствовалсебявсилахсоздатьвеликое
произведение, способное жить в веках. До сих пор еще вящикекомода,на
котором стоял его бюст, хранились две или три сорочки тех времен, ониуже
давно стали ему тесны и совсем пожелтели!
На озеро, как лист, слетает с ветки птица.