– После Домарийского мятежа эта практика прекращена, – ответил дракон, и Найтхаук почувствовал, как каблук Киношиты нажал ему на пальцы ноги.
Ладно, подумал он, это случилось в последние сто лет, поэтому я и не знаю. А теперь оставь мою ногу в покое.
– Я работал в этом Управлении, – вставил Николас и поморщился. – Пока мы не разошлись во мнении о налогах.
– Правда?
Николас широко улыбнулся.
– Они считали, что уплата налогов – обязанность, а я говорил, что это сугубо добровольное дело. Вот и улетел в Пограничье, где налогов не платят вовсе.
– Так давайте присядем и познакомимся поближе. – Голубые Глазки опустился на свой необычный стул и дал знак бармену, который тут же подскочил к столику с бутылкой и тремя стаканами.
– Хорошая идея, – ответил Найтхаук, усаживаясь с Киношитой напротив.
– Постарайтесь его разозлить, – попросил Николас. Он позаимствовал стул от соседнего столика и тоже сел.
– Зачем? – полюбопытствовал Найтхаук.
– Разозлившись, он начинает ругаться на родном языке. А в остальное время говорит только на терранском, чтобы досадить мне.
– Будь осторожен, друг мой, – предупредил, дракон. – Если перегнуть палку, я перейду на мертвые языки, вроде английского или суахили, и этим просто сведу тебя с ума.
– Вы действительно можете говорить на мертвых человеческих языках? – спросил Найтхаук.
– Конечно, – ответил Голубые Глазки. – Языки – это чепуха. Отказаться от наркотиков – вот что трудно.
Найтхаук увидел свой шанс и не упустил его.
– А как насчет арабского?
– Арабский – это очень широкое понятие, мистер… э… слушайте, а я ведь не знаю, как вас зовут.
– Найтхаук. Джефферсон Найтхаук. А это Ито Киношита.
– Я слышал немало историй про Джефферсона Найтхаука. Он – личность известная.
– Я тоже их слышал. Тот Найтхаук жил сто лет назад, а то и больше.
– Вроде бы да. Так на чем мы остановились?
– Мы говорили об арабском.
– И я собирался объяснить, что понятие «арабский язык» охватывает пару сотен диалектов. Сказать, что два народа похожи, так как оба говорят на арабском, все равно что не видеть отличий между рафинитами и йорбанами только потому, что и те, и другие дышат хлором.
– Я вас понял.
– И все‑таки мне любопытно, почему вас интересует арабский.
– Все очень просто. – Найтхаук плеснул в стакан голубоватого виски, выпил. – Ибн‑бен‑Халид – арабское имя. Если ему надо отдавать приказы и он опасается, что его каналы связи прослушиваются, он может перейти на один из арабских диалектов, и, вероятно, никто не поймет, что он говорит.
– Интересная мысль, – признал Голубые Глазки. – Но скорее всего Ибн‑бен‑Халид такой же профан в древних языках, как и вы.
– И все‑таки мысль интересная, – внезапно влез в разговор Николас. – Я скажу об этом Халиду, когда увижу его в следующий раз.
Найтхаук едва не спросил: «А часто вы его видите?» – но в последний момент сдержался.
– Что‑то мы очень много говорим о мертвечине, – заметил Голубые Глазки. – Мертвые языки, мертвые киллеры.
– В Пограничье смерти хватает, – ответил Найтхаук.
– Сейчас ее не так много, как раньше.
– Почему ты так решил?
– Причина тобой названа – Ибн‑бен‑Халид.
Давай, Ито, отдал мысленный приказ Найтхаук, пора выяснять, кто что думает по этому поводу.
Давай, Ито, отдал мысленный приказ Найтхаук, пора выяснять, кто что думает по этому поводу.
– Я слышал, он обычный похититель, – заговорил Киношита, словно прочитав мысли Найтхаука.
– Ну что вы! На самом деле этим его деятельность не ограничивается, – ответил Голубые Глазки. – Полагаю, вы намекаете на похищение дочери Кассия Хилла.
– Говорят, он держит ее ради выкупа, – продолжил Киношита. – А потому ничем не отличается от обыкновенного похитителя.
– Вот уж обыкновенного в нем ничего нет, – возразил дракон.
– А я говорю, что Халид – похититель и убийца! – выкрикнул Киношита, гадая, как быстро и кто пристрелит его.
– Все так, – согласился Найтхаук. – Но он борется за правое дело, а тут все средства хороши.
– Что хорошего в убийстве? – пожелал знать Киношита.
– Случается, что оставить врага в живых еще хуже, поэтому из двух зол выбираешь меньшее. Может, кому‑нибудь это и не понравится, но приходится делать что должно.
– Давайте‑ка держать себя в руках, – попытался успокоить своих гостей дракон. – Из тех, кто сидит за этим столиком, Ибн‑бен‑Халид никому не причинил зла.
– Чертовски верно, – поддержал его Найтхаук. – Будь он здесь, я бы так ему и сказал.
Черт, хотел бы я посмотреть на лица тех, кто окружает нас, думал он. Достаточно громко мы говорим, Мелисенд? Реагирует ли кто на наши слова?
– Я готов рассказать вам историю об Ибн‑бен‑Халиде, подтверждающую мое мнение о нем.
– Избавь нас от своих глупых историй, – воскликнул Николас.
– Да, – поддакнул Киношита. – Я не хочу слушать его адвокатов.
– Как скажете. – Дракон пожал плечами, замерцав всеми своими чешуйками.
Спасибо тебе, приятель, со злостью подумал Найтхаук. Переигрывать ни к чему! Нам нужна любая информация, касающаяся Ибн‑бен‑Халида.
– Так откуда вы прибыли к нам, мистер Найтхаук, и чем занимаетесь?
– Прибыл я оттуда. – Взмах руки Найтхаука охватил полгалактики. – А занятие у меня простое – улаживаю конфликты.
– Какие?
– Те, что беспокоят заказчика.
Голубые Глазки глубоко вздохнул.
– Я так давно не общался с драконихой.
Найтхаук хохотнул.
– Вот это не по моей части.
– Так я и знал, – печально ответил Голубые Глазки и повернулся к Николасу, который в очередной раз наполнял стакан. – Послушай, не стоит так частить. Ты уже ополовинил бутылку.
Николас молча поднялся и, шатаясь, зашагал прочь. Потом, чтобы его неудовольствия, не дай Бог, никто не заметил, вернулся, поднял стул и попытался вспомнить, от какого столика он его взял. Наконец на лице его отразилось полное замешательство, он опустил стул на прежнее место и снова сел.
– Хорошо погулял? – спросил Голубые Глазки.
– Неплохо, неплохо, – ответил Николас. Его потянуло вперед, голова упала на стол, и он тут же захрапел.
– Полагаю, на сегодня работа над словарем закончена, – прокомментировал Голубые Глазки и внезапно произнес неудобоваримую фразу на родном языке. – Чтобы вы потом сказали ему, чего он лишился. – Дракон повернулся к Киношите. – Я не спросил, что делаете вы, мистер Киношита.
Ито указал на Найтхаука.
– Я – с ним. Пока он не решит, что нам пора умереть от руки Ибн‑бен‑Халида.
– Я против Халида ничего не имею, – возразил Найтхаук. – Черт, да я скорее на его стороне.