– Я не говорила, что они неприятные.
– Ты нашла другие слова.
– Все было нормально.
– Но не более того.
– Вот именно.
– Не так хорошо, как с Маркизом.
– Не грусти. Многим мужчинам в первый раз не удается и этого.
– Не очень‑то утешает, знаешь ли.
– А ты бы предпочел, чтобы я солгала?
– Конечно.
– Но тогда ты стал бы настаивать, чтобы мы пошли на второй круг.
– Почему нет?
Мелисенд покачала головой.
– Один раз – это любопытство. Два – уже измена.
– Странное у тебя представление о морали.
– Оно складывалось у меня в течение тридцати стандартных галактических лет. А сколько формировалось твое?
Найтхаук ничего не ответил, перекинул ноги через край кровати, вскочил и, подойдя к окну, принялся рассматривать заснеженный Клондайк.
– Знаменитые убийцы не должны дуться, как избалованные дети.
– Слушай, – он резко обернулся к Мелисенд, – сегодня я в первый раз познал женщину и так же впервые она меня отвергла. Может, Вдоводел и нашел бы выход из этой ситуации, а вот у меня – проблемы.
– Ты – Вдоводел.
– Я – Джефферсон Найтхаук.
– А есть ли разница?
– Еще какая.
– Кто бы ты ни был, должна заметить, что ты очень глупо выглядишь, стоя у окна в чем мать родила.
Он шагнул к кровати, сдернул покрывало, бросил на пол.
– Теперь мы равны.
– Тебе полегчало?
– Не очень.
Мелисенд поднялась, критически оглядела себя в зеркале, поправила волосы, собрала раскиданную одежду.
– Что ты делаешь? – пожелал знать Найтхаук.
– Одеваюсь и ухожу. Ты давно перестал забавлять меня. А теперь мне даже неинтересно с тобой.
– Ты идешь к Маркизу.
– Совершенно верно.
Найтхаук надвинулся на нее, схватил за руку.
– А если я тебя не пущу?
Мелисенд скривила губы и вырвалась.
– Больно! Не смей распускать руки!
– Я не так уж и сильно схватил тебя. В чем дело?
– Ни в чем. – Она начала одеваться.
– Дай мне взглянуть на твою руку, – Найтхаук развернул ее лицом к себе.
– Отстань от меня!
Он взял ее за руку, внимательно осмотрел предплечье.
– Ничего себе синячище. Как же я не заметил его, когда ты танцевала?
– Я его замазывала.
– Откуда он у тебя?
– Не твое дело. – Она опять попыталась вырваться.
– Его поставил тебе Маркиз?
– Я упала и ударилась.
– Неужели ты падала, широко раскинув руки? Это работа Маркиза.
– А если и его? Тебя это не касается.
– И часто он бьет тебя? – спросил Найтхаук.
– Я это заслужила.
– За что?
– За серьезное прегрешение. Во всяком случае, за то, что я перепихнулась с трехмесячным, он бы меня бить не стал.
– Он не будет бить тебя за то, что ты переспала со мной?
– А кто ему скажет? Ты?
– Как может мужчина бить беспомощную женщину!
– А как может мужчина убивать женщин? – огрызнулась Мелисенд. – Не этим ли ты намедни занимался?
– Я не позволю ему избивать тебя.
– Ты меня больше не интересуешь. И я не хочу, чтобы ты в дальнейшем докучал мне.
– Ничего не выйдет.
– Почему?
Он долго смотрел на Мелисенд.
– Почему?
Он долго смотрел на Мелисенд.
– Наверное, я влюбился в тебя.
– Наверное?
– Я не знаю. Раньше я никогда не влюблялся.
– Ты и теперь не влюблен. Просто хорошо провел время в постели с женщиной. Ничего больше.
– Я не хочу даже думать о том, что ты возвращаешься к Маркизу.
– Прекрасно. Думай о чем‑нибудь еще.
Мелисенд оделась, направилась к двери..
– Я собираюсь вычеркнуть из памяти сегодняшний вечер. И настоятельно советую тебе последовать моему примеру.
– Никогда.
– Это твои трудности. – Дверь схлопнулась при приближении Мелисенд и вновь встала на место, когда она вышла в коридор.
Найтхаук вернулся к окну, долго смотрел на заваленный снегом город. Затем медленно оделся: сонливость как рукой сняло. Он подошел к зеркалу, чтобы причесаться, но увидел не свое отражение, а ужасного скрюченного старика с проваленными глазами и торчащими сквозь кожу скулами. Вдоводела.
– Как бы ты поступил на моем месте? – с горечью спросил Найтхаук.
Прежде всего, не попал бы в такую передрягу. Я не позволял либидо управлять рассудком.
– Как ты можешь так говорить? Я лишь раз лег в постель с женщиной.
Ты лишился способности думать, как только увидел ее.
– С тобой случилось бы то же самое. Только не говори, что случилось бы со мной, а чего – нет. Учишься жить ты, не я.
Согласен. Как бы ты поступил на моем месте? Забыл ее?
– Не могу.
Она всего лишь женщина. Ты – всего лишь мужчина. Разница только в том, что опыта у нее побольше, и она знает, что сможет забыть тебя. Переспи еще с несколькими женщинами, и увидишь, что вызвать в памяти ее лицо с каждым разом станет все труднее.
– Поэтому ты и стал знаменитым убийцей? Потому что никто для тебя ничего не значил?
Я не говорил, что никто для меня ничего не значил. Я сказал, что нельзя позволять железам править рассудком.
– Надоело мне это слышать. Скажи что‑нибудь еще.
Не командуй мною, сынок. Я – Вдоводел. Ты – всего лишь моя тень, заменитель.
– Тогда помоги мне, черт побери! Я же отправился в Пограничье ради тебя!
Если б не это, ты бы меня не увидел. Не отказывайся от помощи, которую тебе дают. И не жди совета, который хочешь услышать.
– Что ты говоришь?
Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, как удержать синекожую женщину. Не скажу. Забудь ее.
– Может, ты и смог бы забыть. Я – нет.
Тогда готовься к тому, чтобы убить Маркиза.
– Я готов убить его хоть сегодня.
Знаю, Но когда ты убьешь его, кто укажет на убийцу губернатора Трилейна? Или ты забыл, ради чего тебе вообще дали жизнь?
– У Маркиза никак не меньше пяти миллионов кредиток. Почему я не могу убить его, конфисковать деньги и отослать их на Делурос?
Потому что конфисковать ты хочешь только его женщину. И потому, что у Вдоводела есть свой кодекс чести. Если он говорил, что берется за поручение, то всегда держал слово.
– Но я – не Вдоводел.
Ты им станешь, дай срок.
– Нет! Я – Джефферсон Найтхаук!
Как и я… сначала я тоже был Джефферсоном Найтхауком:
– Я – сам по себе! Я – не ты и не желаю выполнять твои приказы!
Ты даже представить себе не можешь, до чего мы с тобой похожи.
– Нет! – яростно выкрикнул Найтхаук.
Да, плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Ты же не думаешь, что видишь меня в зеркале, не так ли? Просто твой разум таким образом объясняет мое присутствие. Я – твоя совесть. Более того, я – твоя сущность. Мы переплетены духовно, физически, как только возможно.