– Было дело. А ты старалась узнать подробности?
– Очень.
– Ее звали Рейчел.
– Знаю.
– Она жила с ним здесь несколько месяцев.
Месяцев? Несколько?
– Тоже была очень симпатичная. Загорелая, с роскошными темными волосами, ноги от ушей. Настоящая амазонка. На полфута выше тебя. Фигурка что надо, ты бы зарыдала, ее увидев. И харизматичная! С энергетикой, какой ни у кого больше не видела.
– Ладно, о’кей. – Эйвери потянулась и прикрыла ладонью улыбающийся рот Клаудии. – Все поняла. Она была великолепна.
Клаудия отпрянула, продолжая усмехаться:
– Клевая телка. Но совсем не подходящая для Джоны.
– Почему? – Эйвери призадумалась, подойдет ли она, горожанка, такому пляжному мальчику. Однако долго ломать голову над этим вопросом она не стала.
– По-моему, она просто дожидалась здесь, когда ее босс в Сиднее по ней соскучится и будет готов на все, лишь бы вернуть ее обратно.
– Но разве они не вместе с Джоной туда поехали?
– А почему бы ей было не взять его в Сидней, если там такого мужика днем с огнем не сыщешь? Вдобавок он воспылал к ней чувствами и оказался упрямым как осел. – Глаза Клаудии сузились, и она добавила: – А ты сама-то этого не заметила?
– Чего? – Конечно, еще как заметила, но это для нее не имело значения. – Нет. А сейчас у тебя никаких мыслей нет?
– Пытаюсь сообразить.
– Ты была бы не ты, если бы что-то не придумала.
Клаудия пожала Эйвери руку, словно чтобы увериться в ее внимании, и сказала:
– Хочу лишь заметить, что он никогда так много не улыбался, как рядом с тобой. Да и ты… – Клаудия взглянула на лицо Эйвери, – цветешь и пахнешь.
Эйвери с деланым недовольством хлопнула Клаудию по руке и откинулась в своем шезлонге. Она смотрела на безоблачное голубое небо, и в голове ее вертелось все больше вопросов. Она взглянула на Клаудию, увидела слезы на ее лице, бросилась к ней и положила руку на плечо:
– Клод! Ты плачешь от счастья? Скажи мне, что это так!
Клаудия вскинула голову, вытерла глаза и улыбнулась. Это стоило ей немалых усилий. По крайней мере, теперь она расскажет подруге о своих делах.
– Ну правильно, – продолжила Эйвери. – Хватит себя сдерживать. Ну, в чем дело? У твоих родителей все в порядке?
Клаудия так сильно мотнула головой, что хлестнула себя конским хвостом волос по щекам.
– Нет, не в этом дело. Просто ты проводишь лучшее лето в своей жизни, а у меня оно – самое худшее. Этот отель… Ты заметила, как у нас мало гостей.
Эйвери окинула взглядом широкий бассейн под балконами дюжины пустых номеров:
– Ты говорила, что все здесь переустроишь, и я думала…
Клаудия фыркнула:
– Не будет никакого переустройства. Денежек на это нет. Отель почти банкрот. Последнее время я работала как проклятая, но на все просто рук не хватает.
– А что ж ты раньше молчала?
– Не хотела портить тебе настроение. А мои родители пальцем о палец не ударили, чтобы мне помочь. Ума не проложу, что еще можно сделать.
От грустного взгляда голубых глаз Клаудии у Эйвери заныло под ложечкой.
– Люк же классный рекламщик. Неужели он ничего не может придумать?
– Этот робот только что прислал мне имейл. – Клаудия показала свой мобильник. – Он поставил мне ультиматум. Или рассчитаться со всеми долгами, или передать отель под его управление.
– Что?
– Он хочет сделать оформление в стиле Кон-Тики с баром у бассейна, для двадцати-с-чем-то-летних выпивох, чтобы все ходили в парео и тому подобное.
– Не может быть.
– Он уже все подсчитал, составил бизнес-план.
– Но «Тропикана» совсем для таких игрищ не подходит. Все его планы – просто дешевка. Смешно. Как пообещать круиз на теплоходе без морской болезни.
– Вот именно! Ты здесь была два раза и все прекрасно понимаешь. А он здесь вырос и по-прежнему… – Она не смогла подобрать нужного слова.
– Болван.
Клаудия фыркнула. А потом опять заплакала, но не так горько, как минуту назад.
– А не ты ли с ним когда-то гуляла на закате по берегу?
– Вовремя поняла свою ошибку, – заметила Эйвери.
– К счастью для Джоны.
Да, к счастью для Джоны? Но сейчас ей некогда было над этим размышлять. Она и так виновата перед Клаудией. Хороша подруга! Давно надо было им поговорить, вместе наверняка что-нибудь бы придумали.
Эйвери погладила Клаудию по руке.
– Что я могу для тебя сделать?
– Ничего.
– Я много знаю и умею, если на то пошло. Свой диплом с отличием не за красивые глазки получила.
– Времени в обрез.
– Не обязательно все ставить с ног на голову. А с Люком можно поговорить. Надо его убедить, чтобы дал тебе отсрочку.
В глазах Клаудии блеснул огонек надежды.
– Но ты слишком занята.
– Чем это?
– Джоной.
– Смешная девчонка, – обыграла Эйвери название старого фильма с Барброй Стрейзанд.
Клаудия улыбнулась сквозь слезы.
– Клаудия, я не брошу тебя ради горячей летней любви. Мы с тобой как одна семья.
А семья – прежде всего. Сколько раз она слышала это от своей матери. Дескать, совсем ты отбилась от рук, доченька, давай-ка возвращайся в мое полное подчинение. Однако на сей раз ее подруга действительно нуждалась в помощи.
Наконец Клаудия улыбнулась по-настоящему:
– Эта любовь правда такая горячая, как мне видится?
– Еще горячее. Тем не менее я в твоем распоряжении. Что тебе поможет?
Тяжело вздохнув и оглядев почти безлюдный двор отеля, Клаудия промолвила:
– Чудо.
– Вечеринка, – повторил Джона за Эйвери, которая использовала его теплую голую грудь как подушку. Они лежали рядом в широком гамаке, натянутом между двумя пальмами на берегу у подножия холма, а морские волны лениво плескались у темных скал.
– Не просто вечеринка. – Эйвери блаженно вздохнула. – А званый вечер. Я же из Нью-Йорка, мистер Норт. И почти каждый август проводила в респектабельном Хэмптонсе. Ты не поверишь, во сколько благотворительных советов входит моя мать. Я – спец по связям с общественностью и рекламе. Так что, мистер Норт, прекрасно знаю, как все организовать.
Забавно, что именно такой вечер вынудил ее удрать в Австралию. А для того чтобы вдохнуть новую жизнь в «Тропикану», требовался званый вечер, каких здешние места еще не знали.
– Между прочим, это ты, милый Джона, навел меня на такую мысль.
– Что-то сомневаюсь, – проворчал он, а его перекатистый голос резонировал в его груди.
– Помнишь, как ты говорил мне, что ваша бухта – не просто череда отелей для туристов, а все вы здесь как родные? Так почему бы нам не собрать всех ради общего дела? Пригласим земляков, которые сейчас пользуются влиянием. И сыграем на слабой струнке каждого человека, любви к местам детства. Пусть купят благотворительные билеты, и у Клаудии дела сразу пойдут на лад. Мы добьемся, чтобы «Тропикана» снова заняла достойное место на туристических картах!
Он поднял голову, взял ее за подбородок и взглянул ей в глаза, явно не столь взволнованные, как у Клод.
– Исходя из твоих слов, ты в следующие две недели будешь занята.
О, отчего же?
– Немного.
– Хмм, – прогудел он и прижался к ней плотнее.
Но хотя она всем телом тянулась к нему, жаждала каждую секундочку лета провести в его объятиях, сделать его фанатом бейсбола – «Вперед, Янкиз», – любоваться его дружбой с Халлом и отдаваться неведомым ей прежде ощущениям, – Клаудия оставалась ее старой подругой. Таким образом, и в тысячах миль от дома она оказалась между двух огней – чувством долга и зовом сердца.
В прошлом всегда побеждало чувство долга. Безусловно. Едва у нее начинали завязываться с кем-то романтические отношения – мать была тут как тут. Почему-то у нее тут же случались нервные срывы, о чем она немедленно информировала дочь по телефону. Но теперь, вдали от эпицентра тех страстей, она понимала, что всегда была счастлива помочь матери. Потому что нет ничего хуже, чем причинить боль самому родному человеку на свете.
Но здесь, сейчас впервые выбор зависел только от нее. Помощь Клаудии в трудную минуту не требовала чрезмерных усилий, хотя с Джоной не хотелось расставаться ни на секунду.
– Я буду занята, – сказала она, прижимаясь к нему всем телом, – но не все время.
Услышав ее разъяснения, Джона медленно провел пальцем по ее обнаженной спине, отчего по ее коже пробежали мурашки.
– Думаю, до моего отъезда у нас будет еще немало дней, подобных сегодняшнему, – добавила она.
Его рука остановилась, и она почувствовала, как он напрягся, на сей раз как-то нехорошо. Она повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Он двигал желваками, а в его глазах блестели серебристые огоньки.
Она тихо вздохнула и призадумалась. Они никогда не говорили о ее отъезде, просто незачем было поднимать эту тему. Жили сегодняшним днем, не задумывались о будущем. Да и как о нем думать, если она от одного его взгляда наполнялась сладкой истомой и болью одновременно, если все в ней вдруг загоралось так, что она едва дышала.
Чтобы переменить тему, Эйвери спросила:
– Как насчет гамаков?
– Вроде этого?
– Да. – Она хотела убедиться, что он не думает об их расставании.
После нескольких вдохов и выдохов он кивнул:
– Гамаки есть.
– Можно будет их у тебя одолжить?
– Для чего?
– Для нашего вечера! Ты меня внимательно слушал?
– Непросто тебя слушать, когда ты ко мне прижимаешься.
Наверное, так и есть, подумала Эйвери и выгнула спину под его рукой, протяжно вздохнула, когда он коснулся ее кожи. Секс не оставляет места для размышлений, тем более для размышлений серьезных.
– Но ты можешь помочь не только таким образом. – Она провела рукой по его груди, по загорелой прекрасной коже.
– А кто вообще сказал, что я собираюсь помочь?
– Я сказала. Продашь билеты всем сотрудникам своего «Северного чартера». Я уже послала Тиму список корабельной оснастки, которую мы одолжим у тебя для декора.
Как только он посмотрел ей в глаза, она перестала его нежно поглаживать. Оставалось лишь удивляться, что раньше этот взгляд приводил ее в ярость. Сейчас он смотрел серьезно.
– Ты предпочла Тима?
– Он импозантнее тебя. И не спорит по пустякам. Похвалил мои туфли. Думаю, нравлюсь ему больше, чем тебе.
– Это невозможно, – твердо ответил он, а ее как ураганом накрыла теплая волна радости. – Ты же знаешь, он – гей. У него есть бойфренд. Уже года три.
– Замечательно. Втюхаем билет и бойфренду тоже.
Джона хохотнул – наконец! – и глаза его подобрели. Он ответил ей поцелуем в уголок рта, затем в другой, со всей нежностью, которую обещал его взор. Джону отличала не только ворчливость, но и пылкость, он вдруг дарил ее нежным вниманием, погружая в сладкую истому и едва не лишая чувств.
После расставания она будет по нему скучать – сильнее, чем это можно представить, – но никогда не пожалеет, что побывала в сказочном мире Джоны Норта. Вот что главное, вдруг осенило ее. Не в ощущении утраты, которое наполнит ее после этого лета, а в том, что происходит с ней сейчас. Она не будет просить прощения у самой себя. Не станет себя корить. А жизнь продолжится.
Она чуть отстранилась, чтобы щелкнуть его по носу, провести пальцем по скулам, по морщинкам у глаз. Какая горячая у него кожа! Как приятно ее касаться!
Джона вопросительно вскинул брови.
Если бы он узнал, что творится в ее головке, но наверняка бы вылез из гамака и вернулся к своим рутинным делам. Поэтому она просто запустила пальцы в его волосы, взъерошила непокорные черные кудри, прильнула к нему губами. Шумел океанский прибой, ласково светило солнышко, а она целовала его, пока на всей земле ничего, кроме него, для нее не осталось. Только он. Рядом с ней.