Минуты две они молчали…
Подумал Женя: «Ну, держись!»
Он ей сказал: «Вы мне писали…»
И рявкнул вдруг: «А ну, ложись!!»
Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин взгляд суровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна как в бреду была.
Шуршанье платьев белоснежных..
И, после стонов неизбежных,
Свою невинность пролила.
Ну, а невинность — это, братцы,
Воистину, и смех, и грех.
Хоть, если глубже разобраться,
Надо разгрызть, чтоб съесть, орех.
Но тут меня вы извините —
Изгрыз, поверьте, сколько мог.
Теперь увольте и простите —
Я целок больше не ломок.
Ну вот, пока мы здесь шутили,
Онегин Таню отдолбал,
И нам придется вместе с ними
Скорее поспешить на бал.
О, бал давно уже в разгаре.
В гостиной жмутся пара к паре.
И лик мужчин все напряжен
На баб всех, кроме личных жен.
Да и примерные супруги
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге
К чужому тянутся концу.
В соседней комнате, смотри-ка!
На скатерти зеленой — сика.
А за портьерою в углу
Сношают бабу на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В бильярдной все уже блюют,
Там хлопают бутылок пробки…
Татьяна же, одернув юбки,
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.
В сортир летит Евгений сходу.
Имел он за собою моду
Усталость тела душем снять,
Что нам не вредно б перенять.
Затем к столу Евгений мчится.
И надо же беде случиться —
Владимир с Ольгой за столом.
Беседуют о том, о сем.
Он к ним идет походкой чинной,
Целует руку ей легко;
— Здорово, Вова, друг старинный!
Jeveus nome preaux, бокал «Клико»!
Бутылочку «Клико» сначала,
Потом «Зубровку», «Хванчкару»
И через час уже шатало
Друзей, как листья на ветру.
А за бутылкою «Особой»
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира: «Убогий!»
А Ольгу — «драною дырой».
Владимир, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу.
Но, бровь свою насупив строго,
Сказал Евгений: «Пасть порву.»
На этом я хочу закончить
Без заключенья сей роман.
И не судите очень строго,
Пока, друзья! Шерше ля фамм!
ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
Пародия
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Рукопись этой пародии попала ко мне случайно. В 1987 году, в разгар горбачевской битвы с так называемым «алкоголизмом» и с виноградной лозой, я отдыхал в Сочи в санатории имени Орджоникидзе Там познакомился с одним чиновником из Министерства угольной промышленности СССР — человеком молодым, общительным и интересным. О таких говорят: «Душа компании!» Вот он-то и дал мне эту вещь переписать.
Переписать на курорте? У моря? В бархатный сезон, где женщины почти раздетые разгуливают по пляжам? Ха-а!
Только дома вспомнил я о рукописи, разбирая чемодан. А потом, «в тревоге мирской суеты» и творческих заботах, и вовсе позабыл о ней…
Но вот пришло, настало такое время: нет Душительницы Цензуры, благодаря чему многое, запрещенное ранее, издано и издается сегодня новыми издателями — слава им!
Я, пишущий на темы эротики, порылся в своих бумагах и нашел эту пародию — лохматую, местами безграмотную, с ритмическими сбоями и т.д. И взялся за нее: «причесал», разбил на главы, отредактировал, не меняя авторского смысла всей вещи. Вот тут-то читатель вправе спросить меня: «А кто же автор?» Сколько я ни бился — не смог установить! И взял на себя смелость, пользуясь моментом, опубликовать это неожиданно интересное произведение. И, уверен: любители эротической поэзии скажут мне и издателю: «Спасибо!»...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мой дядя самых, честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что дворник вытащить не смог.
Его пример — другим наука:
Коль есть меж ног такая штука,
Не суй её кобыле в зад, —
Как дядя, сам не будешь рад!
С утра, как Зорьке он заправил, —
Инфаркт! Инфаркт его хватил.
Он завещание составил:
Всего лишь четверть прокутил.
Опять пример — всем нам наука,
Что жизнь — не в жизнь, сплошная мука:
Как мерин пашешь, всё копишь,
И недоешь, и не доспишь!..
И, кажется, достиг всего ты,
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствие начать —
И покутить, и погулять…
Ан, нет! Готовит подлый рок
Последний, жесткий, свой урок:
Таков, увы, закон Природы —
Ебут самих нас в гузно годы…
Лежишь — никто и не заглянет,
Согнулся вялым лыком хуй.
И как над ним ты не колдуй,
Он никогда уже не встанет.
Начнешь ты кашлять и дристать,
И пальцем в жопе ковырять.
И будь ты Лидер иль Герой —
Заткни свой хуем геморой…
Итак, пиздец приходит дяде —
Навек прощайте, водка, бляди.
Да, в мысли мрачны погружен,
Лежит на смертном одре он.
И в этот, столь печальный час,
В деревню вихрем к дяде мчась,
Ртом жадным к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг:
Племянник. Звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.
Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Он осторожно, в меру, хапал
И много тратить не любил.
Но все же, как-то раз увлекся:
Всплыло что было и что нет —
В одно мгновенье папа спёкся
И загудел на десять лет.
А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать — и околел…
Мамаша долго не страдала
(Такой уж женщины народ!)
«Я не стара еще! — сказала. —
Я жить хочу, ебись всё в рот!»
И с тем дала от сына хода —
Уж он один живёт два года…
Евгений был практичен с детства.
Свое мизерное наследство
Не тратил он по пустякам:
Пятак ложился к пятакам.
Он был великий эконом,
То есть, умел судить о том,
Зачем все пьют и там, и тут,
Хоть цены всё у нас растут.
Любил он тулиться, и в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья к нему взывали. Где там!
А хуй имел, как у осла!
Бывало, на балу танцуя,
В смущеньи должен был бежать.
Его трико давленье хуя
Не в силах было удержать.
И ладно, если б всё сходило
Без шума, драки, без беды,
А то ведь получал, мудило,
За баб не раз уже пизды,
Да только всё без проку было:
Лишь оклемается едва,
И ну пихать свой мотовило
Всем — будь то девка иль вдова…
Мы все ебёмся понемногу
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что поебкой, слава богу,
У нас не запросто блеснуть.
Но поберечь не вредно семя,
Член к нам одним концом прирос!
Тем паче, что и в наше время
Так на него повышен спрос.
Но — ша! Я, кажется, заврался,
Прощения у вас прошу
И к дяде, что один остался,
Явиться с вами поспешу…
Ах, опоздали мы немного:
Старик уж в бозеньке почил.
Так мир ему! И, слава Богу,
Что завещанье настрочил.
И вот, наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо:
Пускай останется один.
Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так что я там пиздил про семя?
Забыл! Но это всё хуйня.
Не в этом зла и бед причина —
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах толку? Лишь пизда,
Да и пизда не без вреда.
И так не только на Руси,
В любой стране о том спроси:
Где баба, скажут, быть беде —
Шерше ля фам ищи в пизде.
От бабы ругань, пьянки, драка,
Но лишь её поставишь раком,
Концом её перекрестишь —
И все забудешь, всё простишь.
Да, только член прижмёшь к ноге,
И то уже «Ту аль монд э гэ».
А ежели еще минет,
А ежели еще.. Но — нет,
Черёд и этому придет…
А нас уже Евгений ждет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Деревня, где скучал Евгений,
Была прекрасный уголок.
Он в тот же день, без промедлений,
В кусты крестьянку поволок.
И, преуспев там в деле спором,
Спокойно вылез из куста.
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил: «Красота!»
Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил настойчиво Евгений
Такой порядок учредить:
Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам,
Чтоб было легче разобраться,
Переписал всех по часам.
Бывало, он еще в постели,
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждет с нетерпеньем у крыльца.
В обед — еще и в ужин — тоже.
Да кто ж такое стерпит, Боже?
А наш Герой хоть и ослаб, —
Ебет и днем и ночью баб…
В соседстве с ним, и в ту же пору,
Другой помещик проживал.
Но тот такого бабам пору,
Как наш приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский:
Столичный был, не деревенский —
Красавец в полном цвете лет,
Но тоже свой имел «привет»:
Похуже баб, похуже водки —
Не дай нам Бог такой походки,
Какую сей лихой орёл
В блатной Москве себе обрел:
Он, избежав разврата Света,
Затянут был в разврат иной —
Его душа была согрета
Наркотика струей шальной.
Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей-богу!
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.
А наш Евгений в эту пору
От ебли частой изнемог,
Лежал один, задёрнув штору,
И уж смотреть на баб не мог.
Привычки с детства не имея
Без дел подолгу пребывать,
Нашел другую он затею:
Он начал крепко выпивать.
Что ж, выпить в меру — худа нету!
Но наш Герой был пьян до свету.
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил..
О вина, вина, вы давно ли
Служили идолом и мне?
Я пил подряд нектар, говно ли,
И думал: «Истина в вине!»
Её там не нашел покуда.
И сколько не пил — всё вотще.
И пусть не прячется, паскуда, —
Найду, коль есть она вообще…