Из центра кавалькады вырвался высокий наездник в шляпе с перьями. Он пришпорил серого в яблоках коня и понесся в лесную чащу. Алая мантия с белым крестом развевалась за его широкими плечами. Мое сердце замерло – это был герцог Виктор Амадей, проклятый изверг и тиран. Неудивительно, что днем его развлекали другие жертвы – бедные лисы и зайцы. Сейчас я их понимала, как никто. Прячьтесь по норам, дорогие, и не высовывайте нос!
Графиня недаром называла этот замок охотничьим. Я обернулась к мадам де Веруа. Она с синюшным на обе скулы лицом еще лежала без сознания на кровати. У меня все сжалось внутри от нехороших предчувствий. Сейчас король уехал, но скоро вернется и тогда…
Нет, бежать. Только бежать. А как это сделать, если пол качается, и из-за вина мне не вызвать никаких потоков? Подскажи, святая Клотильда!
И тут мой взгляд наткнулся на бочку посреди комнаты. Вспомнилось, как однажды Моник сунула голову пьяного вдрызг Николя в ведро со студеной водой, и он вмиг образумился. Опять выставив руки и отчаянно пытаясь не упасть, я походкой возчика, которому заехали по загривку оглоблей, добралась до бочки. Сразу же нырнула в нее головой.
Брр! Холодно! Зато вода тут же привела меня в чувство, и пол перестал изображать палубу корабля. С волос холодные капли потекли в декольте и за шиворот, отрезвляя еще сильнее. Э-эх, хорошо! – вздрогнула я и убрала мокрые пряди со лба.
За дверью послышалась возня, и мое сердце рухнуло в пятки. Но все быстро затихло. Видимо, этот барсук де Моле придвинул ко входу кресло, чтобы не нести стражу стоя, как простой солдат. Ясно, выход остался один – через окно.
Моя спальня находилась, наверное, на третьем этаже, но я была настроена решительно: разобьюсь так разобьюсь. Проще шею сломать, чем мучиться на этом жутком кресле с шипами! – и я с опаской снова посмотрела на чудовищное устройство для пыток.
Тихонько, на цыпочках я подкралась к двери и всунула под ручку спинку стула. Затем уже возле кровати задрала робу и поспешно отвязала тесемки на талии, удерживающие нижнюю юбку с тяжелыми обручами – мне сейчас пышность ни к чему.
Снова выглянула на улицу – увы, дюжина королевских гвардейцев бдела под окнами. Молодцы в кирасах и с копьями несколько расслабились после отъезда короля, как это всегда и случается. Достали кости, водрузили на брусчатку плетеную бутыль с вином.
«Чудесные лентяи! Хоть бы заснули, что ли? – вздохнула я и тут же возликовала от собственной мысли: – Да! Да! Да! Попробую сделать так, чтоб они заснули! Как тогда, в ресторации!»
«Ну, голубчики, готовьтесь отдыхать!» – потерла я ладони и осторожно, словно вор, приоткрыла створку.
Вдохнув свежего воздуха, начала представлять, как в моем животе становится холодно и пробивается откуда-то снизу ручеек, ледяной, голубоватый, прозрачный и чистый, будто горный родник. Ощущение стало ярким и живым, и я просто позволила ему быть. Ручей набирал силу с каждым вдохом, пока не переполнил меня, и, наконец, не взмыл мощным фонтаном вверх по позвоночнику. Он излился майским ливнем на головы стражников, и в моем сознании воцарилась удивительная ясность.
Поток продолжал литься, а я со вниманием, достойным опытного грабителя, отметила довольно широкую приступку под моим окном, на которую можно встать, пустой флагшток, за который можно зацепиться и удержаться, передвигаясь к соседнему окну. Под тем свисало почти до высокого первого этажа плотное полотно с королевским гербом. Оставалось только надеяться, что слуги крепили его не спустя рукава.
В отличие от больших замков в городах этот был и поменьше размером, и к тому же его не окружала каменная стена – возможно, ее снесли, как сносили по всей Франции замки вассалов по приказу короля Людовика, а может, ее и не возводили никогда. За стрижеными кустами бузины сразу начинался буковый лес. Эх, мне бы только спуститься и проскользнуть туда незамеченной. Тучи нависали низко, и, казалось, настоящего ливня долго ждать не придется.
Я взглянула на стражников. Они перестали ходить туда-сюда, судачить и бросать кости. Теперь бравые гвардейцы сладко посапывали и похрапывали: кто сидя, опрокинувшись на каменную стену замка, кто свернувшись калачиком под кустом, а кто и просто так, растянувшись на травке. Ах, милые мои, сладких снов! – послала я им воздушный поцелуй и взяла жесткую юбку со стальным обручем. До флагштока я так просто не дотянусь, а если закинуть на него обруч, может и удастся. Когда я перелезала через подоконник, один из гвардейцев так громко всхрапнул, что я испугалась и чуть не потеряла равновесие. Спаси и сохрани, Дева Мария! Ой, Боже, а высоко-то как… Святой Антоний, Бонифас, Марк и все двенадцать апостолов, держите меня крепче! Ибо свернуть шею я смогу и без вашей помощи, а не хотелось бы.
Держась одной рукой за подоконник, я размахнулась что было мочи и ловко накинула волосяную юбку, словно конюх узду, на железный флагшток. Удивительно, как мне это удалось?! Похоже, холод внутри моего живота, струящийся по позвоночнику, усыплял остальных, а мне, наоборот, позволял сконцентрироваться. А стоило о нем подумать, поток становился еще сильнее.
Выпускать из пальцев деревянный подоконник не хотелось, но взглянув внутрь, я снова вперилась взглядом в шипы на кресле для ведьм. Воистину, ничто так хорошо не подстегивало на совершение подвигов и глупостей. Закусив губу, я направилась к соседнему окну. Прижимаясь спиной к стене, я продвигалась маленькими шажками, одной рукой цеплялась за выступающие камни, другой – придерживаясь за кринолин. Главное было – не вздрагивать при драконьих всхрапах одного из гвардейцев.
Выдохнув, я схватилась за отлив соседнего окна. Какой-то странный шум начал доноситься от парадного входа в замок. Но за углом башни было не видно, что там происходит, а значит, нужно до последнего использовать попытку освободиться. Когда выбора нет, принимать решение становится очень легко.
План мой был, безусловно, хорош, но попробуйте сами в первый раз в жизни слезть по штандарту из окна. Поджилки у меня затряслись, я запаниковала, не зная, что лучше – сесть на корточки или наклониться. Тут моя нога соскользнула, и я в мгновение ока полетела вниз.
Не знаю, каким чудом мне удалось схватиться за обшитый тесьмой край полотнища, но я вцепилась сначала одной рукой, потом второй. И повисла. Боже, а дальше как?!
На левом крюке ткань треснула, и мгновение спустя, меня, словно маятник на башенных часах, стало раскачивать из стороны в сторону. Я поняла – мне не удержаться!
Пальцы и ладони, обжигаясь, заскользили вниз по ткани, которая трещала сверху и готова была обрушиться вместе со мной на головы спящей стражи. Флагшток уносился вверх с головокружительной скоростью, перед моими глазами мелькала каменная кладка. А-а-а! Сейчас я разобьюсь в лепешку! Прощай, жизнь!
Как пушечный снаряд со свистом и визгом, я упала на кого-то, и мы вместе кувыркнулись через куст, а затем покатились по траве и цветущему левкою. Я зажмурилась, ожидая прихода смерти.
– Вот свяжись с тобой! Обязательно что-то сломаешь или получишь пяткой в лоб, – проворчал рядом знакомый голос. – Я же кричал: «Ловлю!»
Я открыла один глаз, потом другой. Рядом, потирая лоб и кряхтя, выбирался из розового куста Этьен.
«Господи, какое счастье!» – выдохнула я, понимая, что жива.
Кости были целы, руки-ноги тоже, поэтому я подскочила, несмотря на то, что голова слегка кружилась.
– Не знаю, куда следуете лично вы сударь, я – в лес, – торопливо сообщила я и тут же запнулась, услышав страшный треск и скрежет, за которым последовал грохот обваливающихся камней. Закричали люди. Вековой дуб упал на пристройку?
Из-за угла башни вылетел гвардеец, как ядро из пушки, и шлепнулся без сознания в розарий.
– Что это там, землетрясение? – охнув, спросила я.
Этьен уже встал, отряхнулся и с ехидной улыбочкой сообщил:
– Да нет, просто ваш любезный Марешаль решил к чертям снести весь замок.
– Огюстен?!
Неизвестно, как долго я бы таращила глаза на Этьена в мятом походном платье, если бы из окна сверху не высунулась отвратительная рожа де Моле.
– Ведьма! Черти тебя раздери! Стража, гвардейцы, хватайте ее! – заревел он, потрясая кулаками. – Тревога! Тревога, канальи! Ведьма сбежала!
Приподняв юбки, я бросилась наутек к чаще, надеясь лишь на то, что стражников не разбудить, а гвардейцы заняты другим делом. В четыре прыжка я оказалась за кустами бузины, споткнулась и побежала под деревья. Под ногами зашуршали прошлогодние прелые листья. Бежала я без разбору, не думая об Этьене. Не старичок, догонит, если захочет. Его пытать не обещали. Главное, чтобы остальные не опомнились. Судя по шуму за моей спиной, переполох у замка нарастал. Послышался топот копыт.
«О-о-ой! Святые… – запыхалась я, припуская еще быстрее, – миленькие… все! Не оставьте! Мамочки!»
Лошадь уже фыркала мне в спину, и я услышала:
– Стой, заяц в юбке! Остановись, дурная! – гаркнул Этьен, и преградил мне дорогу, сидя на гнедом коне.
А конь откуда?!
Не успела я и глазом моргнуть, как Этьен, наклонившись, подхватил меня за талию и усадил перед собой. Как-то странно дунул на ладонь, выставленную в сторону замка, шепнул что-то и пришпорил коня. В следующую секунду мы уже мчались, но только не к Перужу и Франции, а развернувшись к горам. Этьен прижимал меня одной рукой, другой умело управлял мерином.
– С-сударь, з-зачем нам в г-горы? Н-нам же в Перуж… – в скачке дико трясло, и нормально говорить у меня не получалось.
– Затем, что присоединиться к королевской охоте мы всегда успеем, – процедил Этьен. – Хотите?
– Н-нет, не стоит.
– А то, может, развернемся? Загоним королю лося? – съехидничал он. – Или вернем беглого зайца?
– Не надо! – в панике вскричала я. – Они убьют меня, мсьё!
– Тшш, – цыкнул Этьен, – беглецы обычно не орут на всю округу.
– Простите, мсьё.
Я затихла, глядя на проносящиеся мимо необъятные стволы буков, блекло-рыжую листву под копытами, поросшую подлеском и молодой травой. На бешеной скорости все это мелькало, как единый охряно-зеленый ковер. Ветер бил мне в лицо. Солнце иногда выглядывало из-за туч и просвечивало сквозь высокие кроны. Этьен молчал и уводил гнедого прочь с наезженной тропы. Мы удалялись в неимоверном темпе в загадочный, насупленный лес. Сворачивали за ели, огибали овраги.
«Странно, – подумалось мне, – нет погони. Неужто он всех перехитрил?»
И тут я вспомнила об Огюстене. Выходит, мы его бросили? Одного? На произвол судьбы? Совесть забила мне по затылку тупым молоточком. Какая же я эгоистка! Как я могла?!
– Этьен… – язык не поворачивался назвать его мсьё Годфруа, как отца, – мы оставили господина Марешаля… Его же убьют. Из-за меня…
Сзади послышалось скептическое хмыканье.
– Мы всё же возвращаемся?
Я осеклась.
А Этьен издевательским тоном продолжил:
– Я думал посадить купца на коня третьим, но конь кончился. Печально, вы не находите?
– Вам все шутки, мсьё… А мне совестно, если бы я не позвала Огюстена, он бы не пошел рисковать жизнью.
– Так что мешает позвать его сейчас? Он выкорчует лес и выведет преследователей на наш след. Всё это, конечно, сущие пустяки по сравнению с вашей совестью.