— Привет, подружка, — ответила она. — Как дела?
Люси похудела, и, надо сказать, это ее не украсило. Глаза кажутся огромными, кожа чересчур туго обтягивает скулы и подбородок, отчего весь эффект дорогостоящих операций сошел на нет.
— Хорошо. Чем занимаетесь?
— В общем, ничем, — ответила я. Ей-богу, мои проблемы ничто в сравнении с ее трагедией.
— Когда ты вернулась? — спросила Моника.
Люси на мгновение смутилась.
— А я здесь и была. — Пауза. — Зачем мне куда-то уезжать?
Моника, слава Богу, покраснела.
— Прости. Я подумала о Пите.
Все молчали, и Моника неловко добавила:
— Это он уехал, да? Дети теперь с ним?
Люси крепче сжала полотенца, так что пальцы у нее побелели. Она с трудом сглотнула.
— Они недавно вернулись. — Голос у нее оборвался, как будто она ехала по ухабам. — Я не видела их целый месяц.
Я невольно посмотрела на детей — они играли в бассейне, прыгали и ныряли, как будто не знали горя. У меня сжалось сердце.
Они притворяются. Дети это умеют. Они делают вид, что забыли. Что ничего не чувствуют. Не помнят.
Мы тоже были вынуждены притворяться, когда наши родители развелись. Вести себя так, как будто тебе не больно, потому что ты маленький. Как будто ничего не чувствуешь и тебя волнует только любимая передача по телевизору и мороженое. Потому что ты всего лишь ребенок и еще не умеешь чувствовать по-настоящему…
Натан вернулся с напитками и искренне обнял Люси в знак приветствия.
— Здравствуй, — сказал он и протянул мне напиток, а потом чмокнул ее в щеку.
Люси стояла неподвижно, как будто боялась, что ее застанут в момент соприкосновения с Натаном.
— Привет, Нат, — ответила она. Я никогда не называю мужа сокращенным именем, но так почему-то делают все наши друзья.
— Сядь, — сказал он, жестом предлагая ей присоединиться.
Люси взглянула на нас своими синими, как лаванда, глазами. Она была явно подавлена. Это написано на ее лице. Мне стало неловко.
— Все нормально, — ответила Люси, догадавшись, что остальным неловко в ее присутствии.
Натан покачал головой:
— Я настаиваю. Сейчас принесу тебе шезлонг.
— Нат, не надо. Я постою. Честное слово. Все в порядке.
Но Натан уже отправился за шезлонгом, а когда вернулся, мы вели довольно чопорный разговор о грядущем учебном годе и начале футбольного сезона.
Дети периодически подбегали, требуя еды, напитков и мороженого, — с разной степенью упорства мы пытались противостоять этим требованиям.
— Если не ошибаюсь, скоро собрание книжного клуба, — вспомнила Пэтти и довольно потянулась. Очень приятно сидеть здесь и бездельничать. Дети счастливы. Мы тоже. Ничего не нужно делать.
— Через неделю, — ответила я. Сбор назначен у меня. Но до сих пор я даже не задумывалась об этом. — Наверное, пора мне взяться за книжку…
— Ты еще не прочитала «Стеклянный замок»? — Моника неодобрительно поджала губы.
Я пошевелила пальцами на ногах.
— Это так депрессивно… еще одна книга о неудачной семье. Мы такое уже сто раз читали.
— Книжный клуб не для любителей легкого чтива, Тэйлор. Мы читаем не ради сюжета, а потому, что это интересная проза.
— Не вижу ничего интересного в описаниях нищеты, жестокости и алкоголизма. Не важно, кто об этом пишет.
Разговор меня раздражал. Не знаю, отчего все приходят в восторг, читая о детских страданиях. Я — нет.
— Почему бы в этом году не обсудить какие-нибудь более жизнеутверждающие книги? Например, какие-нибудь мемуары…
Моника закатила глаза.
— «Стеклянный замок» — это и есть мемуары.
Все-таки она меня бесит. Поверить не могу, что мы подруги. Не знаю, зачем она притворяется. Я — лишь потому, что они с Пэтти дружат с детства. Пэтти утверждает, что Моника не такая уж плохая, хотя у меня иное мнение на этот счет.
— Дело в том, — ответила я, складывая руки на коленях, — что мы уже прочли много подобных книг. Я подумала, что, наверное, пора взять что-нибудь более оптимистичное.
Моника засмеялась:
— Что например? «Секрет»?
Мне вдруг стало жарко. Она знает, что я читала эту книгу и смотрела фильм.
Слава Богу, Натан избавил меня от необходимости отвечать, коснувшись ладонью моего обнаженного бедра.
— Нам пора домой. — Он легонько провел рукой по моей ноге. — Пора кормить детей ужином.
В знак благодарности я пожала его руку. Я готова уйти. Легкое опьянение от джина с тоником уже выветрилось, и мне хотелось лишь поскорее исчезнуть. Я начала собирать детские вещи — платьица и сандалии. Хотелось побыстрее сесть в машину. Укладывая в сумку лосьон для загара и солнцезащитные очки, я вдруг услышала, как Натан приглашает Люси.
— Мы приготовим лосося на гриле, — говорил он. — А по пути домой я куплю детям гамбургеров. Не хочешь присоединиться?
Я вскинула голову.
Люси придет к нам на ужин? Люси у нас дома… сегодня? После такого дня? Нет, Натан, не надо. Мне не нужна компания, я не в настроении развлекаться. А если бы даже и была, то уж точно не с Люси.
— Очень мило с твоей стороны, Натан, — ответила Люси, — но я не хочу мешать вам с Тэйлор…
— Если бы ты нам мешала, я бы не стал предлагать. — Натан улыбнулся. — В последнее время мы почти не виделись, так что будет приятно посидеть вместе.
— Я спрошу детей. Мы собирались побыть здесь до закрытия, но мне нравится эта идея — поехать к вам. Мы… летом мало с кем встречались.
Она ушла, и я молча взглянула на мужа. Он заметил выражение моего лица и тихонько спросил:
— Что?..
Подруги отвернулись, а я пристально смотрела на Натана. Я услышала, как Пэтти заговорила о ленче в честь первого учебного дня. Натан подсел ко мне.
— А я думал, Люси — твоя подруга, — прошептал он.
— Да, — ответила я. Но это прозвучало неубедительно. Не знаю, остались ли мы с Люси подругами. Я сердито засунула куртку Брук в сумку. — Просто у меня был нелегкий день, Натан…
— Люси сейчас тяжело. Ты только посмотри на нее, Тэйлор. Она страшно одинока.
— Да, конечно, но я устала, Натан, и нам нужно немного побыть вдвоем. Расслабиться. А присутствие Люси вряд ли будет этому способствовать.
— Дело ведь не в твоей матери, правда? — спросил он, и на лбу у него залегла глубокая складка. — Ведь это совсем другое… твоя мать просто ушла…
— Натан! — резко прервала я, мельком взглянув на подруг. От обсуждения ленча те перешли к разговору об организации праздничного чаепития. Я надела сумку на плечо. — Ладно, ладно, я не против того, чтобы Люси с детьми посидела у нас. Просто я опасаюсь последствий для наших девочек. Если придется выбирать, сомневаюсь, что следует поддерживать Люси…
— Это же смешно.
— Вовсе нет. — Голос у меня задрожал, я судорожно стиснула руки. Он не знает, что это такое: когда все тебя отвергают. А я знаю. Знаю. И не хочу, чтобы это случилось с моими детьми. — Я всего лишь защищаю своих дочерей.
— Ты чересчур над ними трясешься, Тэйлор.
— И потом, у нас не убрано…
— В доме стерильно. Как всегда.
— В раковине стоит посуда, а на газоне валяются игрушки.
— Готов поклясться, Люси не обратит на это внимания. — Его голос смягчился. — Тэйлор, любимая… они в нас нуждаются. Ты посмотри на них.
Я неохотно взглянула на Люси, которая собрала детей в кучку и, обняв близнецов за плечи, совещалась с ними. Она как будто вела какой-то очень секретный разговор. Люси всегда была хорошей матерью. Ужасно, если у нее отнимут детей.
— Ладно… — Я вздохнула. — Мы поужинаем вместе.
Загородный клуб был всего в миле от нашего дома. Крошечный городок Ярроу-Пойнтс — полоска земли, которая вдается в озеро Вашингтон, с обширной береговой линией. Впрочем, за это приходится платить. Я искренне сомневаюсь, что сейчас можно приобрести дом у воды меньше чем за четыре миллиона. Конечно, я могу ошибаться, но, по-моему, это даже слишком низкая цена.
Свернув на Девяносто второй авеню, я ехала по маленькому переулку, который заканчивается перед нашим домом — большим, обшитым досками, ярко-белым, с широкими окнами, островерхой крышей и просторными верандами.
Каждый раз, подъезжая к дому, чувствую прилив гордости. Обожаю свой дом. Я помогала его создавать. Я участвовала в творческом процессе. Большая часть интерьера — это мои идеи, рисунки и эскизы. В течение полутора лет, которые ушли на постройку, я почти каждый день приезжала сюда, беседовала с подрядчиком, обсуждала детали с плотниками. Меня интересовало буквально все, что касалось строительства, начиная с рытья котлована под декабрьским дождем и заканчивая установкой рам и прогулкой по дому с электриком, который монтировал розетки.
Я была здесь, когда в яму залили цемент, когда начали возводить стены, когда работали маляры. Трудно не полюбить дом, который является частью тебя.
Это не просто дом, который я люблю. Все здесь волшебное — сад, увитые розами шпалеры, огромная лужайка, а дальше песчаный пляж, личная пристань, очаровательный лодочный сарайчик.
Как только я выключила зажигание, девочки распахнули дверцы и выскочили — вихрь махровых полотенец и ярких платьиц, спадающие сандалии зашлепали по земле.
— Несите вещи в прачечную, — велела я им, входя в дом. — Не оставляйте полотенца в машине. Все сложите в корзину для белья.
Пока девочки снимали мокрые купальники в прачечной — Пэтти однажды сказала, что моя прачечная побольше иной гостиной, — я в ожидании приезда Люси с детьми загрузила посуду в посудомоечную машину, вытерла белые мраморные столешницы и поставила несколько роз в вазу.
— Как красиво, — заметила Люси, увидев мой шикарный букет. По-прежнему с ключами от машины в руках, она наклонилась, чтобы понюхать розы, а потом, явно разочарованная, подняла голову.
— Они не пахнут.
— У них действительно нет запаха, но они очень красивые и устойчивее к заболеваниям, чем прежние сорта.
Люси вновь разочарованно понюхала цветы.
— Устойчивость к заболеваниям — это хорошо, особенно в наших местах, где всегда проблемы с альтернариозом и плесенью, но роза без аромата — просто не роза.
Необъяснимо раздраженная, я рывком открыла холодильник — куда резче, чем требуется, так что внутри загремела посуда.
— Хочешь выпить?
Люси посмотрела на меня:
— А ты будешь?
Стоя у одного из многочисленных кухонных окон, я видела, Натан пересекает задний двор, чтобы развести огонь в барбекю.
— Не откажусь от бокала вина.
— Вино — это прекрасно.
— Белое или красное?
— Что угодно.
— Люси, у нас есть и то и другое. — Раздражение прорвалось, и гостья слегка сникла. Не знаю, кто мне сейчас более неприятен — она или я сама. Я сделала глубокий вдох.
— Ты же знаешь, Люси, в отношении вина мы безнадежные снобы. У меня уйма вин, и я только счастлива откупорить бутылку-другую. Просто скажи, что ты предпочитаешь…
— Красное. — Щеки у нее покраснели.
Господи, я себя ненавижу. Я просто стерва, против своей воли. Не хочу быть стервой. Почему я такая нетерпеливая? Может быть, виной тому это бесконечное лето, проведенное с детьми. Или собрания аукционного комитета. Или напряжение, которое порой возникает между Натаном и мной. Натан иногда ведет себя как посторонний. Раньше мы никогда не спорили, а теперь ни в чем у нас нет согласия. Может быть, в браке всегда так. Наверное, такова жизнь. Наверное, нам просто надо уехать на несколько дней и провести немного времени вдвоем.