— Ты, дяденька, с Лексусом дела какие-то ведешь? — поинтересовался молодой и конопатый латник, пялясь на непритязательную одежду странного нищего.
— А вот племянничков у меня отродясь не было! — весомо изрек Жак. — А коли будут, так я их сам утоплю, чтобы старшим вопросы не задавали.
— Думаешь, ростовщик найдет за час и свинец, и литейщика, да еще и шаров наделает? — в сомнении покачал я головой.
Жак отвел меня в сторону и прошептал на ухо так, чтобы никто не слышал:
— Эта скотина знает, что я свое слово держу. К вечеру столько шаров будет, что придется Кобеля на год от налогов освобождать… Ну а еще он знает, что если я о чем-то очень прошу,то это надо делать.
Штурм начался с рассветом. Пехота герцога, укрываясь за щитами, сбитыми из жердей, приблизилась ко рву и принялась забрасывать его фашинами. Солдаты Фалькенштайна действовали так четко и слаженно, что я залюбовался, — одни тащат хворост и ветки, устанавливая на воде шаткий настил, пока другие прикрывают их щитами. Потом первые отходят, уступая место солдатам с приставными лестницами. Лучники герцога тем временем отстреливали всех, кто пытался хотя бы высунуть голову между зубцами.
— К бойницам! — скомандовал я, хотя бюргеры уже заняли свои места, не дожидаясь команды. Однако порядок есть порядок!
Из каждой бойницы стрельбу вели двое стрелков, а остальные перезаряжали арбалеты. Такая тактика не в пример выгоднее, нежели если бойцы сами перезаряжают оружие, мешая друг другу.
— Верхних, верхних сшибай! — покрикивал я. — Боком стоять! Ах ты…
Один из стрелков, увлекшись, выставился в амбразуре и немедленно получил стрелу в глаз. Хорошо, что был убит сразу. Наблюдать за муками раненого, оказывать помощь — куда хуже, чем просто смотреть на труп…
Как и предполагали, главная атака пришлась во фронт. Правая башня, которой командовал Густав, начала обстрел, едва дождавшись, пока к стене прислонят пару лестниц, и пущенный второпях свинцовый шар не причинил вреда. Зато арбалетчики молодцы — стреляли вдоль стен, как учили. В такой тесноте ни один болт не пролетел мимо…
Опытный Жак не спешил. Дождался, пока к куртине приставят сразу десяток лестниц, и только потом выстрелил. Одна из лестниц сложилась пополам, а ее обломки вместе с солдатами полетели вниз, на головы атакующих. Следующим выстрелом «король нищих» умудрился сбить сразу две лестницы.
С башен летели камни и бревна, со стен полилась кипящая смола, посыпалась негашеная известь. С известью — это не я придумал, а горожане. А еще — у нас есть и «секретное» оружие, которое дожидалось своего часа… Вроде бы пора!
— Дерьмо — выливай! — проорал я.
Защитники принялись выбивать подпорки из-под чанов, переваливая их содержимое за зубцы, и в нападавших полетело то, что «выделил» город Ульбург за последние дни…
Конечно, фекалии не так опасны, как бревно или кипящая смола, но атака захлебнулась в прямом и переносном смыслах. Кое-кто из солдат еще пытался лезть вперед и вверх, но большая часть развернулась обратно. Герцогу не оставалось ничего иного, как отдать приказ об общем отходе.
Собственно, на это-то я и рассчитывал. Для боя важен еще и азарт или, если вам угодно, кураж. Но скажите, о каком кураже может идти речь, если атаковать приходится по уши в дерьме? Какая там благородная ярость, если в рот попала зловонная жижа, а глаза залепляет сонмище вездесущих мух? Тут не до боя… Сейчас бы — быстро найти какой-нибудь ручей (или лужу!) да отмыться как следует. Те, кто остался чистым, молчаливо радуются своему счастью, а те, кто «отмокает», мечтают порвать нас на кусочки. Зато мы получили то, что требуется, — первую победу.
Около стен осталось лежать несколько десятков тел — неподвижных или проявлявших какие-то признаки жизни. Можно предположить, что из тех раненых, кто сумел уйти или был унесен товарищами, еще десятка два долго не будут нам докучать.
«Летучие» мальчишки доложили, что с нашей стороны имеется пять убитых и семь раненых. Прикинув, что соотношение своих и чужих потерь в норме, решил, что сегодня мы поработали неплохо. Для бюргеров…
На башнях и стенах бурно ликовали. Я подождал, давая людям выпустить пар, а потом гаркнул:
— Чего орем?! Вниз, за камнями!
С этими камнями тоже была проблема. Магистрат не мог понять — для чего я заставлял возчиков целыми днями возить битый булыжник из каменоломен, если им уже заполнены все улицы? Который-то там по счету бургомистр, что отвечал за порядок на городских улицах, приходил ко мне и зудел, что по Ульбургу не пройти и не проехать…
Это он, разумеется, преувеличил — завалены только улицы, примыкавшие к башням. Но, как подсказывал опыт, при осаде камня много не бывает! И убирать булыжники, оставшиеся на мостовых после успешной обороны, — это совсем не то, что расчищать завалы после снесенных стен и башен!
Может, не стоило держать людей в напряжении. Дать бы им сейчас отдохнуть, разрешить пропустить по кружечке вина. Но что-то мне подсказывало, что промежуток между первой и второй атаками будет небольшим. Возможно, герцог уже сейчас отдает распоряжение идти на штурм. Мокрая после стирки одежда высохнет на ходу, а злости у атакующих будет куда больше!
На всякий случай я решил обойти ближайшие посты на стенах. В общем и целом все было в порядке: помощь раненым оказана, запас камней пополнен. Смолы и арбалетных болтов пока вдоволь. Был, правда, не очень красивый случай. На участке между куртинами, что «держали» стеклодувы, двое стрелков — не то чересчур сердобольные, не то — излишне жестокие, добивали раненых, лежавших около рва…
— Отставить! — прикрикнул я, и те неохотно опустили арбалеты: — Кто разрешил?
Ко мне подошел тщедушный седоусый бюргер в накидке с капюшоном и золотым медальоном. Впалая грудь и непрерывное покашливание подсказывали, что мастер выбился в гильдейские старшины из стеклодувов:
— Ну я. А что? — удивился стеклодув.
— Зачем? — ответил я вопросом.
— Что — зачем? — не понял вопроса старшина, зайдясь в кашле. Откашлявшись и отплевавшись, он воинственно спросил: — А нужно живыми оставлять?
— Отойдемте в сторонку, — предложил я и, не дожидаясь согласия, потянул седоусого за рукав. Найдя укромный уголок, где нас не увидят и не услышат подчиненные, я начал разнос.
— Господин старшина, — как можно торжественней сказал я. — Я вас сердечно поздравляю. Вы только что стали военным преступником.
— С чего вдруг? — напрягся старшина стеклодувов.
— Да так, — будничным тоном пояснил я. — Тех, кто добивает раненых, объявляют вне закона! В случае, если Фалькенштайн захватит город, у вас не будет шансов уцелеть. И вам, в отличие от прочих гильдий, не откупиться.
— Можно подумать, что нам бы удалось откупиться, — усмехнулся седоусый. — Герцог, он нас ограбит в любом случае! Какой там выкуп, Артакс…
— Вы забыли добавить — господин, — заметил я. — Можно — господин комендант. Вам понятно?
Тщедушный стеклодув попытался что-то сказать, но, наткнувшись на мой взгляд, потупил очи и прокашлял:
— Понятно…
— Чувствуется, что Ульбург давненько никто не брал, — хмыкнул я. — К вашему сведению, старшина, герцог рассматривает город как свою собственность и не допустит, чтобы солдаты грабили дома. Ну а коли и допустит, то самое ценное горожане припрячут. А сам герцог не будет шарить по домам, а просто потребует выдать ему контрибуцию и… — насмешливо посмотрел я на стеклодува, — тех, кого он считает личными врагами. Ну, скажем, меня. В довесок ко мне тех, кто добивает его раненых солдат. Например, старшину стеклодувов…
Тщедушный начальник помрачнел, задумался на несколько секунд, а потом воспрянул и радостно заявил:
— Откуда он узнает, что приказ отдавал я? На моем участке — десять мастеров, сорок пять подмастерьев и ученики.
Я насмешливо посмотрел в слезящиеся глаза старика:
— Старшина, герцог узнает об этом достаточно просто. Думаете, он не оставил наблюдателей? А выяснить, кто стоял на этом участке, — раз плюнуть. Только вешать он будет не всю гильдию, а лично вас… Понятно, почему?
Старшина стеклодувов все понял. Уж коли ты командир — то и ответственность на тебе соответствующая.
— Ну а раз понятно, то идите и разъясните своим людям. Первое — там лежат раненые! Добивать раненых — это военное преступление, за которое положена веревка. Замечу — без мыла… Во-вторых, в данный момент они нам не опасны. Более того — полезны. Чем именно, додумаетесь сами. В-третьих, стрелы надо беречь. Судя по вашим стрелкам, — насмешливо добавил я, собираясь уйти, — на каждого раненого израсходовано штук по пять болтов.
— Господин… комендант, — бросил мне в спину стеклодув, — хотите сказать, что вы никогда не добивали раненых врагов?
Я развернулся и посмотрел на умника. Решил не кривить душой:
— Добивал. И не только врагов, но и своих. Если вас, старшина, ранят в живот, сами запросите, чтобы добили… А коли невмочь смотреть на врагов, ночью спустите со стен пару-тройку парней, и пусть они режут им глотки. Зато — никто не докажет, что это сделала ваша гильдия.
* * *
— Идут! — раздался крик.
Вторая волна была больше, чем первая. Понятно — фашины уже сброшены и всех, кого можно приставить к лестницам, к ним и приставили.
— Сокол! Сокол! — выкрикивали пехотинцы, используя имя герцога как боевой клич.
— Ульбург! Ульбург! — донесся с Правой башни чей-то одинокий голос, но быстро смолк, словно крикуну заткнули рот. Зря, что ли, объяснял командирам, что не след нам себя распалять и что в молчании есть что-то зловещее?
Но скоро стало не до наблюдений и не до размышлений. Мне, вместе с латниками, пришлось орудовать багром, сталкивая нападающих с их осадными приспособлениями.
Лестниц, по которым на нас ползли солдаты герцога, становилось все больше и больше. Густав и Жак били из самострелов, ломая лестницы и прошибая черепа нападавших, но они все лезли и лезли. То здесь, то там солдатам удавалось вскарабкаться на стены, где начинался бой. Пока справлялись. Но чувствовалось, что еще немного — и нас просто захлестнут. Сражения на стенах и галереях, когда на каждого из защитников придется по два-три опытных ландскнехта, бюргеры не выдержат! Пора!
— Поджечь смоляные бочки! — выкрикнул я. Дождавшись, пока на башнях и стенах появятся порывистые черные языки пламени, приказал: — Бросай!
Горящие бочки, наполовину заполненные смолой, полетели вниз, сметая вражеских солдат с лестниц и обдавая их клочками пламени… Миг — и вся мертвая зона около стены расцветилась огнем, а воздух заполнился криками горевших живьем пехотинцев! Несчастные прыгали в ров, рассчитывая погасить водой смолу, горящую на теле. Уцелевшие спешно отступали, бросая раненых и обгоревших товарищей.
Надеясь, что лучникам герцога сейчас не до меня, я сделал то, за что ругал бы своих солдат, — вскочил на парапет смотровой площадки, чтобы иметь лучший обзор.
Вроде бы все в порядке… Вот только мне почему-то не понравилось шевеление около самой дальней, Речной башни.
Хотел было отправить на разведку Эдди, но передумал. Шестое или — седьмое чувство подсказало, что нужно идти самому. Спустился (чуть ли не кубарем!) вниз, во дворик, где уныло сидели мои гвардейцы во главе с Бруно и переминался с ноги на ногу недовольный гнедой.