.. - настаивала на своем Олли.
- Пора спать, Олли, а то пол у нас холодныйитысосвоимиглупыми
разговорами непременно схватишь простуду, - строго сказалГэбриель.-А
дочка миссис Маркл препустая девчонка. Водит тебя по канавам, ты рвешь там
платья, а я полночи сижу за починкой.
С этим напутствием Олли направилась за парусиновую занавеску;Гэбриель
же снова принялся за шитье. Нитка у него то запутывалась,торвалась,и
каждый стежок был воображаемой оплеухой, которую от отпускал эмигрантскому
мальчишке. Так дело шло, пока снова не раздался голос Олли:
- Послушай, Гэйб!
- Что еще? - в отчаянии спросил Гэбриель, бросая работу.
- Тебе не кажется иногда, что Филип... съел... Грейс?
Гэбриель вскочил и исчеззазанавеской.Вэтотмоментдверьтихо
отворилась,ивхижинувошелнезнакомец.Окинувбыстрымвзглядом
полуосвещенную комнату, он застыл на пороге. Из-за занавескибылислышны
голоса. Незнакомец, помедлил, потом негромко кашлянул.
Гэбриельтутжепоявился,готовыйобрушитьсвоераздражениена
непрошеного госта, но когда вгляделсявпришельца,тобылпоражендо
крайности. Гость вежливо улыбнулся, прошел, слегка прихрамывая,кстолу,
сделал извиняющийся жест и сел.
- Простите меня, но я должен присесть. Вы удивлены, не правда ли?Пять
или шесть часов тому назад вы оставили меня в постели, очень больного.Вы
были так добры ко мне, так добры! Вот! А теперь! Теперь я здесь, и чтовы
можете обо мне подумать? Сошел с ума? Спятил? - Гость вытянул правую руку,
растопырил пальцы, пошевелилими,желаянагляднопоказать,чтоможет
думать Гэбриель о путанице в его голове, потом снова улыбнулся. - Сейчас я
все расскажу по порядку. Час тому назадприходитважноесообщение.Мне
необходимо ехать в Мэрисвилл сегодняже,сиюсекунду.Вот!Понимаете?
Встаю. Одеваюсь. Ха-ха! У меня есть еще силенка. Я бодрюсь. Нонет.Нет,
Виктор, говорю я себе, ты не уедешь отсюда,непожавнапрощаньеруку
добромучеловеку,которыйходилзатобой,лечилтебя.Тысперва
попрощаешься с этим благородным великаном, который поставил тебя наноги.
Bueno! Я здесь!
Он протянул Гэбриелюсвоюхудуюнервнуюкоричневатуюруку;острый
взгляд его черныхглаз,бродившийдосихпорпокомнатеикакбы
фиксировавший все мельчайшие деталиобстановки,впервыеостановилсяна
самом хозяине дома.
- Но ведь вы совсем больны. Зам нельзябыловставатьспостели,вы
погубите себя, - пробормотал изумленный донельзя Гэбриель.
Пришелец усмехнулся:
- Да? Вы так думаете? Послушайте, что я скажу. Я взял верховуюлошадь.
Сколькомильбудет,по-вашему,догородка,откудаидетдилижанс?
Пятнадцать? - чтобы обозначить эточисло,онтриразаподнялрукус
растопыренными пальцами. - Для меня - сущий пустяк. Дилижанс пойдет оттуда
через два часа. Я поспею к дилижансу.
Я поспею к дилижансу. Вот!
Растолковывая все это Гэбриелю и сопровождая свои слова движением руки,
отметающим все и всяческиетрудности,гостьрассматривалтемвременем
оправленный встаромоднуюзастекленнуюрамкудагерротип,стоявшийна
каминной полочке. Он поднялся с гримасой страданияналицеи,промахав
через всю комнату, снял дагерротип с полки.
- Это кто? - спросил он.
-Это-Грейси,-ответилГэбриель,светлеялицом.-Она
сфотографировалась в тот самый день, когда мы вышли из Сент-Джо.
- А когда это было?
- Шесть лет назад. Ей только чтоисполнилосьчетырнадцать,-сказал
Гэбриель, беря рамку илюбовнопоглаживаястеклоладонью.-Вовсем
Миссури не было тогда девушки красивее ее, -добавилонсгордостьюи
поглядел на портрет сестры увлажненными глазами. - Что вы скажете?
Гость быстро произнес несколько фразнакаком-тоиностранномязыке.
По-видимому, он хотел выразить свое восхищение, потому что, когда Гэбриель
взглянул на него вопросительно, гость улыбался иприговаривал,несводя
глазсдагерротипа:"Красавица!Ангел!Какхороша!"Потом,с
многозначительным видом поглядывая то накарточку,тонаГэбриеля,он
добавил:
- Кого же она мне так напоминает? Ах да, понятное дело!Сестрапохожа
на брата!
Гэбриель просиял от счастья.Каждыйчеловекменеепростодушныйбез
труда разгадал бы в этих словах желание польстить. Вгрубоватойоткрытой
физиономии Гэбриеля не было и следа той поэтической грации,которойбыло
овеяно лицо девушки на портрете.
- Бесценное воспоминание, - сказал гость.-Иэтовсе,чтоувас
осталось? Все?
- Все, - откликнулся Гэбриель.
- Ничего больше нет?
- Ничего.
- А как хотелось бы иметь письмецо, какие-нибудьличныебумаги,хоть
строчку, написанную ее рукой. Не правда ли?
- Ничего не осталось, - сказал Гэбриель, - кроме ее платья.Когдаона
собиралась уходить, то переоделась в мужское платье, взяла костюмДжонни.
Я уже рассказывал вам об этом. До сихпорвтолкневозьму,какони
узнали, что она Грейс Конрой, когда нашли ее мертвой.
Гость ничего не ответил, и Гэбриель продолжал:
- Минул почти что месяц, пока мне удалось вернуться вканьон.Снегк
тому времени сошел, и от нашего лагеря не осталось и следа. Тогда-тояи
узнал, что спасательная экспедиция никого не застала в живых ичтосреди
погибших была Грейс. Я вам об этом уже рассказывал. Какмоглослучиться,
что бедняжка вернулась в лагерь одна-одинешенька? Ведь человек, скоторым
она ушла, бесследно пропал. Просто ума не приложу. Вотчтогрызетменя,
мистер Рамирес! Стоит мне подумать, что бедная девочка вернуласьназад-
ко мне и к Олли, - и не нашла нас на месте, и я просто сумасхожу.Она
умерла не от голода и не от холода. Нет! Сердцеееневыдержалотакого
горя! Говорю вам, мистер Рамирес, ее сердечко.