Это сказал Маккормик. Где-то вглубинахегоослабшегосознанияеще
брезжило чувство справедливости. Голод не притупил егоразумадоконца.
Кроме того, он с нежностью вспоминал о вкусной еде, внесенной Эшли в общий
котел.
- Ну и что с того? - вскричала миссис Брэкет. - Разве неотнеговсе
наши беды? Мой муж - в могиле, а этот чужак, этот хорекздравствует,как
ни в чем не бывало.
Хотя голос ее звучал по-мужски, логика была чисто женской. И всежев
атмосфере глубокого физическогоиумственногоупадка,втомсумраке,
который предшествует смерти от истощенияиголода,такогородалогика
часто бывает притягательной. Все они поддались ей иизлилисвоивысокие
чувства в едином аккорде: "Будь он проклят!"
- Что же с ним сделать?
- Будь я мужчиной, я сказала бы.
- Прирезать.
- Убить и... - Конец фразы миссис Брэкет произнесла шепотом,обращаясь
исключительно к мистеру Дамфи; и другие так его и не услышали. Эти же двое
продолжали беседовать между собой, доверительно качаяголовами,какдва
непарных, но равно мерзких на вид китайских болванчика.
- Поглядите, сколько у него сил, а ведь он непривычен к труду, как мы с
вами, - сказал Дамфи. - Ручаюсь, у него что-нибудь да имеется.
- Что именно?
- Имеется что покушать! - Буквами не передать силу выражения, вложенную
в последнее слово. - Пойдем-ка за ним.
- И убьем его, - внесла свое предложение добросердечная миссис Брэкет.
Охваченные энтузиазмом, все поднялись наноги,проковылялинесколько
шагов и тут же повалились на снег. Но итогдаунихненашлоськапли
самоуважения, чтобы устыдиться своегонеудавшегосязамысла.Дамфиодин
поплелся дальше.
- Что это был за сон, который ты начал рассказывать? -спросилмистер
Маккормик. Он устроился в снегу поудобнее, позабыв, как видно,начистоо
том, что собирался делать минуту назад.
- Про обед в Сент-Джо?-откликнулсятот,ккомуонобратилсяс
вопросом. Этот человек былнаделенгастрономическойфантазией,которая
стала для его сотоварищей источником блаженства и муки одновременно.
- Да, да!
Все пододвинулись к рассказчику, и даже отошедший было Дамфи застылна
месте.
- Так вот, - сказал мистер Марч, - на первое подали бифштексслуком.
Огромный бифштекс, сочный-пресочный; он просто плавал в луковойподливке.
- У слушателей потекли слюнки, а мистер Марчсинстинктомприрожденного
рассказчика, словно запамятовал только что сказанное,повторилснова:-
...просто плавал в луковой подливке. Потом подали печеную картошку.
- В тот раз ты сказал жареную. С нее капал жир, - прервалаегомиссис
Брэкет.
- Кто захотел жареную, тому дали жареную.Нопеченаясытнее,онас
кожурой. Потом подали колбасу и кофе. А под конец - блинчики.
Приэтомволшебномсловеслушателизахохотали,бытьможет,не
достаточно весело, но зато дружно и с готовностью.
- Давай дальше!
- Под конец подали блинчики!
-Тыужесказалобэтом,-прорычаламиссисБрэкет,впадаяв
неистовство.
- Давай дальше!
- Под конец подали блинчики!
-Тыужесказалобэтом,-прорычаламиссисБрэкет,впадаяв
неистовство. - Дальше давай, будь ты проклят!
Творец лукулловского пиршества почувствовал надвигающуюсяопасностьи
огляделся, ища Дамфи. Но того и след простыл.
2. ВНУТРИ
Жилище, в которое спустился Эшли, было нижеуровняснежногопокрова,
наподобие гренландского "иглу".Сталоонотакимнепозамыслусвоих
строителей, но волей обстоятельств. Снег, падая день за днем, всесильнее
заносил вход в хижину, все плотнее оседал белой лесенкой на еестенах;а
сил у обитателей домикастановилосьвсеменьше,поканаконецонине
оставили для связи с внешним миром только узкое отверстие наружу. Воздух в
хижине был спертым,удушающим,нозатоздесьбылотепло;холоддля
истощенного организма страшнее тьмы и духоты.
Огонь, тлевший в печурке, бросал на стены слабый отблеск. В полутьме на
полу можно было различить четыре фигуры: возле огня лежали молодая девушка
и ребенок трех или четырех лет, покрытые одним одеялом; ближе к двери двое
мужчин - каждый сам по себе. Всехчетырехлегкоможнобылосчестьза
мертвецов - столь глубокой была их дремота.
Наверное, подобные опасения возникли и у Эшли;помедливувхода,он
молча подошел к девушке, опустился на колени икоснулсярукойеелица.
Прикосновение было легким,нопрервалоеезабытье.Незнаю,чтоза
магнетизм таился в пальцах молодого человека, нодевушкасела,схватила
его за руку и, еще не раскрыв глаза, промолвила:
- Филип!
-Тише,Грейс!-Онподнесеерукувгубам,поцеловал,потом
предостерегающе кивнул в сторону спящих. - Не так громко.Ядолжентебе
многое сказать.
Девушка не отрываясь смотрела на негои,казалось,почерпалавтом
блаженство.
- Ты вернулся, - прошептала она, чуть улыбаясь. В ее взгляде можно было
прочитать, что это для нее важнее всего на свете.-Тымнетолькочто
снился, Филип.
- Милая Грейс, - он еще раз поцеловал ей руку. - Послушай, дорогая, что
я тебе скажу. Я вернулся, нобезновостей.Никакогопросвета,никакой
надежды на помощь. Я думаю, Грейс, - тут он зашептал еще тише, чтобы слова
его не достигли ничьих ушей, - что мы забрели далекокюгуотглавного
пути. Только чудо или несчастье,подобноенашему,можетпривестисюда
других людей. Мы одни,безвсякойпомощи,вневедомомкраю,который
покинулидажеиндейцыидикиезвери.Мыможемнадеятьсялишьна
собственные силы, а сил у нас мало, -онбросилнаспящихвзгляд,не
лишенный некоторого цинизма, - ты знаешь это не хуже моего.
Она сжала его руку, словно относя упрек и к себе и прося извинения,но
ничего не сказала.
- Мы утратили не только физические силы, но и внутреннюю дисциплину,-
продолжал он.