Муж толькои
делал, что заботился о своейжене.Тооншальюееукутает,тоокно
откроет, то снова закроет и каждые пять минут спрашивает, хорошо ли ейда
как она себя чувствует. И сидели они вдвоем все время вот так...
Тут Олли, одержимая желанием довести досознанияГэбриеля,чтоесть
истинное семейное блаженство, попыталась обнять его могучуюталиюсвоими
маленькими ручками.
- Как?Привсемчестномнароде?-спросилГэбриель,сконфуженно
разглядывая обвивавшие его ручки сестры.
- Конечно. Что же тут такого? Им хотелось, чтобы все знали, что они муж
и жена.
- Олли! - вскричал Гэбриель. - Твоя невесткасовсеминачевоспитана.
Она посчитает это за грубость.
Но Олли бросила на брата лукавый взгляд, тряхнула кудрями и,заявивс
загадочным видом: "А ты попробуй!" - удалилась в комнату миссис Конрой.
По счастью для Гэбриеля, миссисКонройнедавалаемунималейшего
повода для проявления супружескойнежности.Правда,онанивчемне
упрекала его и ни словом не напоминала о недавней размолвке, но она была с
ним холодна. В душеГэбриельбылдажерад,чтоможетнеспешитьс
выполнением совета Олли; дни шли за днями, и его веравмудростьсестры
постепенно ослабевала. Не решаясь все же полностью пренебречь еемнением,
он однажды в воскресный день, прогуливаясь с миссис Конрой по главной -и
единственной - улице Гнилой Лощины, попытался у всех на видуобнятьжену
заталию.То,чтомиссисКонройспокойно,новесьмарешительно
высвободилась из его объятий, еще более усилило сомнения Гэбриеля.
-Ясделалэтотолькопотому,чтотытакпосоветовала,Олли;
провалиться мне на этом месте, если она хоть чуточку быладовольна.Даже
ребята, кто был поблизости, и теудивились.АДжоГобсон,тотпросто
захохотал.
- Когда же это произошло? - спросила Олли.
- В воскресенье.
_Олли_ (встревоженно). А где ты с ней был?
_Гэбриель_. На главной улице.
_Олли_ (возводя к небу голубые глазки). Нет, Гэйб, второго такого осла,
как ты, свет еще не видывал!
_Гэбриель_ (покорно и задумчиво). Должно быть, ты права, Олли.
Как бы там ни было, воюющиестороныустановилимеждусобойподобие
мира, и миссис КонройотменилапоездкувСан-Франциско.Она,видимо,
уладила в какой-то мере свои дела посредством переписки; во всяком случае,
две недели подряд она с большим нетерпением дожидаласьприходаочередной
почты.Аводинпрекрасныйденькнейприбылспочтовойкаретой
джентльмен, играющий не последнюю роль в нашем рассказе.
Онсошелсуингдэмскогодилижансавореолеобщегопоклонения.
Во-первых, все знали, что он богатый сан-францисский банкир икапиталист.
Во-вторых,егогрубоватаяэнергия,цинически-панибратскаяманерав
обращении с людьми, глубокое презрение ко всему насвете,чтонеимеет
прямого отношения кденьгамиматериальнымценностям,пущежевсего
известная всем удачливость в его делах, которая, конечно,немоглабыть
простым везением, аскореевсегоявляласьрезультатомпоследовательно
проводимого весьма разумного метода,-всеэтонемоглонепокорить
спутников великого человека, внимавшихвсюдорогуеговескимречами
безапелляционным суждениям.
Они легко прощали емунекоторуюнетерпимость
во взглядах, ибо человек он был, как видно, прямой и, объясняя своюточку
зрения, имел обыкновениепохлопыватьсобеседникапоплечу.Онбыстро
привил им свой взгляднавещи,причемубедилихнестолькологикой
доводов,сколькобесспорнымфактомсвоегопреуспеяния,ккоторому
невозможно было не отнестисьспочтением.Циническиеегосужденияне
вызывали протеста, поскольку заведомо было известно, что они нискольконе
повредили ему в практической жизни. Так, все мы охотнееприслушиваемсяк
радикальнымидемократическимидеям,когдаихпроповедуетхорошо
устроенный, зажиточныйгражданин,анеуличныйоратор,облеченныйв
фланелевую блузу и не имеющий прочного заработка. По натуре своейчеловек
всегда не прочь отведать плод, сорванный с дерева познания добра и зла, но
предпочитает при этом иметь дело сзаконнымобитателемЭдема,анес
мазуриком, которого сторожа только что выставили за ограду.
Думаю, что приезжий, о котором идетречь,неотносилсякслабостям
человеческим со столь великолепным презрением, как авторсихстроки-
смею полагать - читатели моей книги. Если бы дело обстояло иначе, едвали
он достиг бы успеха в жизни. Подобно всякомудоподлинномугерою,онне
сознавал своего геройства и небылспособенегоанализировать.Воти
сейчас, без всякого заранее продуманногонамерения,невводяникогов
заблуждение относительно своих планов, но и не посвящая в нихникого,он
самым ловким образом отвязался от толпы своих поклонниковиприступилк
делу, для которого приехал.
Тут же на месте родились догадки, чтоэтотмогущественныйкапиталист
заинтересован в процветании Гнилой Лощины. Одни утверждали, чтоонрешил
построить в поселке новую гостиницу; другие склонялись к мысли,чторечь
идет о прокладке прямой линии почтовыхдилижансов:Сакраменто-Гнилая
Лощина. Каждый спешил снабдить приезжего совершенно бесплатной информацией
по любому вопросу, и он, совсем неприметноинеприлагаядлятогони
малейших усилий, выудил все сведения, в которых нуждался.Прогуливаясьи
беседуя, приезжийизучилГнилуюЛощинувовсехтрехееизмерениях,
ознакомился с длинойее,ширинойивысотой;вскореонузналвсео
настоящем поселка и о его будущем.КогдапоследниедомаГнилойЛощины
остались позади, путешественник повернулся к своему провожатому:
- Что ж, я готов запросить сведения, которые вас интересуют.
- Как вы это сделаете?
- Пошлю телеграмму. Не сходите ли вы на телеграф?
На листке, вырванном из записной книжки, он набросал несколько слов.
- А как же вы останетесь один?
- Погуляю немного. Здесь, наверное, уже смотреть нечего.
- Пожалуй, что нечего. Там дальше заявка Гэбриеля Конроя.
- Богатая заявка?
- Как вам сказать? На хлеб и кашу.
- Ну, хорошо.