Он больше,чем
кто-либо за всю историю человечества, пробуждает в нас то ощущение чуда, к
которомувсегдавзываетРомантизм.Досихпормнекажетсяпочти
непостижимой мысль, что молодой поселянин из Галилеи смог вообразить,что
снесет на своих плечах бремя всего мира: все, что ужесвершилось,ивсе
прошедшие страдания, все,чемупредстоитсвершиться,ивсестрадания
будущего: преступленья Нерона, Цезаря Борджиа, Александра VI итого,кто
был римским императором и Жрецом Солнца, все муки тех, кому имяЛегиони
кто имеет жилище во гробах, порабощенныенароды,фабричныедети,воры,
заключенные, парии, - те, ктонемотствуютвугнетенииичьемолчание
внятно лишь Богу; и не только смог вообразить, но и сумелосуществитьна
деле, так что до наших дней всякий, кто соприкасается с еголичностью,-
пусть не склоняясь перед егоалтареминепреклоняяколенпередего
служителями, - вдруг чувствует, что ему отпускаются его грехи вовсемих
безобразии, и красота его страдания раскрывается перед ним.Яговорило
нем, что Он стоит в одном ряду с поэтами. Это правда. И Софокл и Шелли ему
сродни. Но и сама его жизнь - чудеснейшая из всех поэм. Во всехгреческих
трагедиях нет ничего, что превзошло быеев"жалостномиужасном".И
незапятнанная чистота главного действующего лица поднимает весь замысел на
такую высоту романтического искусства, где страданияфиванскогодомане
идут в счет оттого, что они слишком чудовищны, и показывает, какошибался
Аристотель, утверждая в своем трактатеодраме,чтосмотретьнамуки
невинного - невыносимо. Ни у Эсхила, ни у Данте -этихсуровыхмастеров
нежности, - ни у Шекспира, самого человечного из всех великиххудожников,
ни во всех кельтских мифах и легендах, где прелесть мира всегдатуманится
слезами, а жизнь человека - не более жизни цветка, не найти той прозрачной
простотыпафоса,слившегосяисплетенногостончайшимтрагическим
эффектом, которая сравняла бы их хотя бы приблизительно с последнимактом
Страстей Христовых. Тайная вечеря с учениками, один из которых ужепродал
его за деньги; смертельная скорбь втихом,озаренномлунойсадусреди
масличных деревьев; тот лицемерныйдруг,которыйприближаетсякнему,
чтобы предать его поцелуем; и тот, все еще веривший в него инакотором,
как на краеугольном камне,оннадеялсяосноватьОбительСпасениядля
людей, отрекается от него прежде крика петуха на рассвете; его глубочайшее
одиночество, покорность, приятие всего; и рядом с этим сцены, изображающие
первосвященника,разодравшеговгневесвоиодежды,иглавного
представителя государственной власти, которыйприказалпринестиводыв
напрасной надежде омыть руки от крови невинного, обагрившей его навеки;и
церемония венчания на царство Страдания, одно из самых дивныхсобытийво
всей известной нам истории; распятие Агнцаневинногопередглазамиего
матери и ученика, которого он любил; солдаты, делящие ризы его между собою
и об одежде его бросающие жребий; ужасная смерть, которой он даровалмиру
самый вечный из всех символов;и,наконец,егопогребениевгробнице
богача, в пеленахизегипетскогополотнасдрагоценнымиароматамии
благовониями, словно он был царским сыном, - глядя навсеэтотолькос
точки зрения искусства, чувствуешьсебяблагодарнымзато,чтосамое
торжественное богослужение в Церкви являет собой трагедийноедействобез
кровопролития,мистерию,представляющуюдажеСтрастисвоегоБога
посредствомдиалога,костюмов,жестов;иявсегдасрадостьюи
благоговением вспоминаю последнее, что нам осталосьотгреческогоХора,
позабытого в Искусстве, - голос диакона, отвечающийсвященникувовремя
мессы.
И все же жизнь Христа по сутисвоей-идиллия,настолькополно
могут Страдания и Красота слиться воедино всвоемсмыслеипроявлении,
хотя в финале этой идиллии завеса в храме разодралась, и насталатьмапо
всей земле, и к двери гроба привалили большой камень.Еговсегдавидишь
юным женихом в сопровождении друзей, - да и сам он называет себяженихом,
- или пастырем, идущим по долине со стадом,впоискахзеленойтравыи
прохладных источников, или певцом, стремящимся воздвигнуть из музыки стены
Града Господня, или влюбленным, чью любовьневмещаетмир.Егочудеса
кажутсямнеизумительными,какнаступленьевесны,истольже
естественными. Мне нисколько не трудноповеритьтому,чтообаяниеего
личности было так велико, что от одного его присутствиямирнисходилна
страждущие души, а те, кто касался его рук или одежды,забывалиоболи;
что когда он проходил по дорогам жизни, люди, некогда не понимавшиетайну
жизни, вдруг постигали ее, а те, кто был глух ко всем голосам, кромезова
наслаждения, впервые слышали голос Любви и находили его"сладостным,как
лира Аполлона", что злые страсти бежали от лица его, и люди, чьятусклая,
тупая жизнь была всего лишь разновидностьюсмерти,вставали,словноиз
могилы, когда он призывал их; что, когда он училнасклонегоры,толпа
позабыла и голод, и жажду, и заботы мира сего, а друзьям, внимающим ему за
трапезой, грубая пища казалась изысканной водаприобреталавкусдоброго
вина, и весь покой наполнялся ароматом и благоуханием нарда.
В "Жизни Иисуса" Ренана - это благородное Пятое Евангелие можно было бы
назвать Евангелием от св.Фомы - где-то сказано, что величайшеедостижение
Христа в том, что он заставил людей и послесмертилюбитьсебятакже
горячо, как и при жизни. И вправду, если онзанимаетдостойноеместов
ряду поэтов, то среди любящих ему принадлежит первое место. Онзнал,что
любовь - это потерянная тайна мироздания, которую тщетноразыскиваютвсе
мудрецы,ичтотолькочерезлюбовьможноприкоснутьсяксердцу
прокаженного или к Стопам Божьим.
И - самое главное - Христос былвеличайшимизвсехИндивидуалистов.
Смирение, так же как и свойственное художнику приятие всего происходящего,
- это всего лишь способ самовыражения. Христос всегда ищет одного-души
человеческой. Он называет ее "ЦарствомБожиим"инаходитеевкаждом
человеке. Он сравнивает ее с тем, что мало самопосебе-скрохотным
семечком, с горстью закваски, с жемчужиной. Ибо свою душу обретаешь только
после того, как отрешишься от всех чуждыхстрастей,отвсего,нажитого
культурой, - от всего, чем ты владел, будь то дурное или хорошее.
Со всей мятежностью, свойственной моей натуре, совсемупорством,на
которое была способна моя воля, я сопротивлялся ударам судьбы, пока у меня
не осталось ничего на свете, кроме Сирила.Ясталузникоминищим.Я
потерял доброе имя, положение в обществе, счастье, свободу, богатство.Но
одно бесценное сокровище у меня сохранилось - это был мой родной сын,мой
первенец.