Я надеюсь, что проживу достаточно долго имнеудастсясоздатьтакое
творение, чтобы в концеднейсвоихямогсказать:"Да,воткчему
творческая жизнь приводит художника". Две самыхсовершенныхчеловеческих
жизни, которые встретились на моем пути, были жизнь Верлена и жизнькнязя
Кропоткина: оба они провели в тюрьме долгие годы; и первый -единственный
христианский поэт после Данте, а второй - человек,несущийвдушетого
прекрасного белоснежного Христа, который как будто грядет к нам из России.
А в последние семь или восемь месяцев, несмотря на то что на меня одназа
другой сыпались страшныебеды,проникавшиесюдаизвнешнегомира,я
вступилвнепосредственноесоприкосновениесновымдухом,который
проявляет себя здесь, в тюрьме, через людей и вещи, икоторыйпомогмне
так, что выразить это словами невозможно; и если в первый год заключения я
только и знал, что ломатьрукивбессильномотчаянии,твердя:"Какой
конец! Какой ужасный конец!" -инепомню,делаллихотьчто-нибудь
другое, то теперь я стараюсь твердить себе, и порой,когдаянетерзаю
самого себя, ямогуискреннесказать:"Какоеначало!Какоечудесное
начало!" Может быть, это правда. Этоможетстатьправдой.Иеслиэто
исполнится, я буду непомерно обязан тому новому влиянию, котороеизменило
жизнь каждого человека в этой тюрьме.
Вещи сами по себе ничего не значат-давайтехотьразотблагодарим
Метафизику за ее уроки, то есть вещи не существуютвреальности.Только
дух имеет истинное значение. Наказание может быть применено таким образом,
чтобы оно исцеляло, а не наносило раны,такжекакимилостынюможно
подавать так, что хлеб обращается в каменьврукедающего.Тысможешь
понять, какая настала перемена - не вуставе,потомучтоонутвержден
железными правилами, но в самом духе, который используетуставкаксвое
внешнее выражение, если я скажу тебе, что, выйди я отсюда вмаепрошлого
года, как мне хотелось, япокинулбытюрьму,ненавидяееивсехее
работников такой жгучей ненавистью, что она отравила бы всю моюжизнь.Я
провел в заключении еще целый год, но Человечность обитала в тюрьмерядом
со всеми нами, и отныне, когда бы я ни вышел отсюда, я всегда буду помнить
ту великую доброту, которой меня дарили почти всеокружающие,ивдень
своего освобождения я будублагодаритьмногихлюдейипроситьихне
забывать меня, как и я их не забуду.
Тюремная система абсолютно, вопиюще несправедлива. Я отдалбывсена
свете, чтобы изменить ее, когдаявыйдуотсюда.Янамеренпопытаться
сделатьэто.Нонетвмиреничегостольнеправедного,чегодух
Человечности, то есть дух Любви, дух Христа, обитающий вне храмов, не смог
бы исправить, пусть не до конца, но, покрайнеймере,настолько,чтобы
несправедливость можно было снести, не ожесточаясь сердцем.
Я знаю также, что застенамитюрьмыменяждетстолькорадостей-
начиная с тех, кого св.Франциск Ассизский называет"братмой,ветер"и
"сестра моя, буря", - этотакиечудесныевещи!-икончаявитринами
магазинов и закатами в больших городах. Если я начну перечислять все,что
мне осталось, то не смогу поставить точку - ведь Бог создал этот мир и для
меня, не меньше, чем для других. Быть может, я вынесу отсюда что-то,чего
у меняраньшенебыло.Янестанунапоминатьтебе,чтоморальная
"реформация" кажется мне столь же бессмысленной и пошлой, как и реформации
теологические. Ноеслиобещаниеисправитьсяистатьлучше-просто
образчикневежественногопустословия,тосделатьсяболее_глубоким_
человеком - заслуженная привилегия тех, кто страдал. И мне кажется, чтоя
стал таким. Ты можешь сам судить об этом.
Если после того, как меня выпустят, мой другустроитпиршествоине
пригласит меня, я ничуть не обижусь. Яумеюбытьсовершенносчастливым
наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владеясвободой,книгами,
цветами и луной? Кроме того, пиры теперь недляменя.Ятакмногоих
устраивал, что они потеряли для меня всякий интерес. С этой стороной жизни
я покончил - к счастью, могу прибавить. Но если послемоегоосвобождения
друга постигнет горе и он не позволит мне разделить его, я горько,горько
обижусь. Если он затворит передо мной двери дома, погруженного в траур,я
буду возвращаться снова и снова, умоляя, чтобы меня впустилииразрешили
мне разделить горе, потому что это язаслужил.Еслионсочтет,чтоя
недостоин, что мне не пристало плакать с ним вместе,япочувствуюсамое
острое и болезненное унижение, и нет более ужасного способапредатьменя
позору и бесчестью. Но это не может случиться. Я заслужил правосоучастия
в Скорби, а тот, ктоможетвпиватьвсюпрелестьмира,разделятьего
горестииотчастипостигатьчудотогоидругого,вступаетв
непосредственное соприкосновение с божественнымиистинамииподходитк
тайне Бога так близко, насколько это возможно.
Может статься, что в моем творчестве, как ивмоейжизни,прозвучит
голосещеболееглубокий,говорящийовысшемсогласиистрастей,о
неуклонности стремлений. Истинная цель современного Искусства - не широта,
а глубина и сила. В Искусстве нас больше не интересует типичное. Нам нужно
заниматься исключительным. Само собой разумеется, что мои страданияяне
могуизобразитьвтомвиде,какойониприняливжизни.Искусство
начинается лишь там, где кончается Подражание. Но в моем творчестве должно
проявиться нечто новое, - может быть, более полная гармония слов или более
богатыйритм,болеенеобычныецветовыеэффекты,болеестрогий
архитектурный стиль, -вовсякомслучае,какое-тоновоеэстетическое
достоинство.