Когда ей исполнилось тринадцать лет, отец сам отвез ее в город иотдал
в монастырь. Остановились они в квартале Сен-Жерве,напостояломдворе;
ужин подали им на тарелках, на которыхбылинарисованысценыизжизни
мадемуазельдеЛавальер(*9).Апокрифическогохарактеранадписи,
исцарапанныеножами,прославлялирелигию,чувствительность,атакже
роскошь королевского двора.
Первое время она совсем не скучала вмонастыре;ейхорошожилосьу
монахинь, которые, желая доставить ей развлечение, водилиеевчасовню,
соединеннуюстрапезнойдлиннымкоридором.Напеременахонаособой
резвости не проявляла, катехизис ей давался легко, инатрудныевопросы
викария всякий раз отвечала она. Окутанную тепличнойатмосферойклассов,
окруженную бледноликими женщинами, носившими четки смеднымикрестиками,
ее постепенно завораживала та усыпительная мистика, что есть и в церковных
запахах, и в холоде чаш со святой водой, ивогонькахсвечей.Стояза
обедней, она, вместо того чтобы молиться,рассматривалавсвоейкнижке
обведенные голубою каймой заставкидуховно-нравственногосодержания;ей
нравилисьибольнаяовечка,исердцеХристово,пронзенноеострыми
стрелами, и бедныйИисус,падающийподтяжестьюкреста.Однаждыона
попробовала ради умерщвления плоти целый день ничего неесть.Онадолго
ломала себе голову, какой бы ей дать обет.
Идя на исповедь, она нарочно придумываларазныемелкиегрехи,чтобы
подольше постоять на коленях в полутьме, скрестивруки,припавлицомк
решетке, слушая шепот духовника. Часто повторявшиеся впроповедяхобразы
жениха, супруга, небесного возлюбленного,вечногобракосочетаниякак-то
особенно умиляли ее.
Вечерами,передмолитвой,имобыкновенночиталичто-нибудь
душеспасительное: по будням -отрывкиизсвященнойисториивкратком
изложении или "Беседы" аббатаФрейсину(*10),аповоскресеньям,для
разнообразия, - отдельные места из"Духахристианства"(*11).Какона
слушала вначале эти полнозвучные пени романтическойтоски,откликающиеся
на все призывы земли и вечности! Если бы детство еепротекловторговом
квартале какого-нибудь города,вкомнатерядомславкой,еемогбы
охватитьпламенныйвосторгпередприродой,которыммыобыкновенно
заражаемся от книг. Но она хорошо знала деревню;мычаньестад,молочные
продукты, плуги - все это было ейтакзнакомо!Онапривыклакмирным
картинам, именно поэтому ее влекло к себе все необычное. Если уж море,то
чтобы непременно бурное, если трава, то чтобы непременносредиразвалин.
Это была натура не столькохудожественная,сколькосентиментальная,ее
волновали не описания природы, но излияния чувств, вкаждомявленииона
отыскивала лишь то, что отвечало ее запросам, и отметала как ненужное все,
что не удовлетворяло ее душевных потребностей.
Если уж море,то
чтобы непременно бурное, если трава, то чтобы непременносредиразвалин.
Это была натура не столькохудожественная,сколькосентиментальная,ее
волновали не описания природы, но излияния чувств, вкаждомявленииона
отыскивала лишь то, что отвечало ее запросам, и отметала как ненужное все,
что не удовлетворяло ее душевных потребностей.
Каждый месяц в монастырьнацелуюнеделюприходиластараядева-
белошвейка. Она принадлежала к старинному дворянскому роду,разорившемуся
во время революции, поэтому ей покровительствовал самархиепископиела
она за одним столом с монахинями, а после трапезы, прежде чемвзятьсяза
шитье, оставалась с ними поболтать. Пансионеркичастоубегаликнейс
уроков. Она знала наизусть любовные песенки прошлого века и,водяиглой,
напевала их. Она рассказывала разные истории, сообщала новости,выполняла
в городе любые порученияипотихонькудавалачитатьстаршимученицам
романы, которые она всюду носила с собой вкарманепередникаикоторые
сама глотала во время перерывов целыми главами. Там было всепролюбовь,
там были одни только любовники, любовницы, преследуемые дамы, падающие без
чувств в уединенных беседках, кучера, которых убивают накаждойстанции,
кони, которыхзагоняютнакаждойстранице,дремучиелеса,сердечные
тревоги, клятвы, рыдания, слезы и поцелуи, челны, озаренные лунным светом,
соловьиное пение в рощах, герои, храбрые, как львы,кроткие,какагнцы,
добродетельные донельзя, всегда безукоризненно одетые,слезоточивые,как
урны. Пятнадцатилетняя Эмма целыхполгодадышалаэтойпыльюстаринных
книгохранилищ. Позднее Вальтер Скотт привилейвкускстарине,иона
начала бредить хижинамипоселян,параднымизаламиименестрелями.Ей
хотелось жить в старинном замке и проводить время по примеру дам, носивших
длинные корсажи и, облокотясь на каменный подоконник, опершись головойна
руку, смотревших с высоты стрельчатых башен, как на вороном коне мчитсяк
ним по полю рыцарь в шляпе с белым плюмажем. В тупоруонапреклонялась
перед Марией Стюарт и обожалавсехпрославленныхинесчастныхженщин:
Жанна д'Арк, Элоиза, Агнеса Сорель, Прекрасная ФероньераиКлемансИзор
(*12) - все они, точно кометы, выступали перед нейизнепрогляднойтьмы
времен, да еще кое-где мелькали тонувшие во мраке, никакмеждусобоюне
связанные Людовик Святой под дубом (*13), умирающий Баярд (*14),зверства
Людовика XI (*15), сцены из Варфоломеевской ночи (*16),султаннашляпе
Беарнца (*17), и,разумеется,навсегдазапечатлелисьунеевпамяти
тарелки с рисунками, восславлявшими Людовика XIV.
На уроках музыки она пелатолькоромансыобангелочкахсзолотыми
крылышками, о мадоннах, лагунах, гондольерах,исквозьнелепыйслоги
несуразный напев этих безвредных вещицпроступаладлянеепленительная
фантасмагория жизни сердца. Подруги Эммыприносиливмонастырькипсеки
(*18), которые им дарили на Новый год. Их приходилось прятать, и этобыло
не так-то просто; читали ихтольковдортуарах.